На миг Лирне показалось, что все это — не более чем спектакль и показное смирение вождя, однако нарастающий ропот недовольства и замешательства среди воинов свидетельствовал, что театром тут и не пахло. Альтурк говорил искренне. Он действительно хотел, чтобы его судили.
Вперед выступил пожилой воин — невысокий и тонкий, как хлыст. Судя по тому, как все стихли, когда он поднял свою дубинку, он пользовался большим уважением среди соратников. Воин смотрел на коленопреклоненного вождя с оттенком сожаления.
— Наш талесса просит о суде, — начал он. — И, исходя из того, что он нам поведал, его действительно следует судить. Я, Мастэк, был его братом по оружию с того времени, когда он вырос настолько, что мог сам забраться на пони. И я ни разу не видел, чтобы он дрогнул в бою. Ни разу не видел, чтобы он бежал от трудного решения или трудного пути. Я никогда не видел его слабым… До сегодняшнего дня. — Старый воин прикрыл глаза, собираясь с силами, чтобы продолжить. — Я считаю его виновным в слабости. Он не может дольше оставаться нашим талессой. Я присуждаю его к той судьбе, которая ждет предателя, стоящего рядом с ним. — Воин оглядел лонаков. — Есть кто-нибудь, кто может оспорить мое решение?
Все молчали. Лирна не видела на их лицах гнева, лишь мрачное одобрение. Она понимала, что происходит: эти люди были по рукам и ногам связаны своими обычаями, как жители Королевства — законами. Это был суд, а не мстительная толпа, и суд сказал свое слово.
Молчание разорвал резкий взрыв хохота, такой громкий, что он эхом пронесся по долине. Глаза Кираль смотрели на поверженного вождя и горели ликованием, зубы оскалились, она вся заходилась от радости. Давока поднялась и отвесила девушке пощечину, принуждая замолчать. Это не помогло, та продолжала хохотать: казалось, что с каждой новой пощечиной ее смех становится все громче. В конце концов Давоке пришлось засунуть ей в рот кляп, завязав узел на затылке. Стало тихо, однако смеяться Кираль не прекратила. Она повалилась на землю, слезы радости текли у нее из глаз. Она перехватила взгляд Лирны, ее глаза вспыхнули в пламени костра, и она сестре подмигнула.
Принцесса отвернулась от них и увидела, как Мастэк шагнул к своему бывшему вождю, сжимая обеими руками дубинку.
— Я предлагаю тебе нож, Альтурк, — произнес он. — В память о наших битвах.
— Убей меня, но не надо оскорблять, — покачал головой Альтурк.
Старый воин кивнул и занес дубинку.
— Подождите! — Лирна вскочила на ноги и, растолкав воинов, встала между Альтурком и Мастэком. Тот уставился на принцессу с изумлением пополам с яростью.
— У тебя нет здесь голоса, — прошипел он.
— Я — королева мерим-гер, — сказала она, стараясь говорить достаточно громко, чтобы услышали все. — Сама Малесса призвала меня к себе для переговоров, гарантировав безопасный проезд и уважение, соответствующее моему титулу.
Давока подошла к ней, с тревогой оглядывая толпу.
— Это глупо, королева, — прошептала она на языке Королевства. — Ты не у себя дома.
Лирна, не обратив на нее никакого внимания, продолжала сверлить глазами Мастэка.
— Серые Соколы пролили за меня кровь и потеряли боевых товарищей, они достойно защищали слово Горы. И все — по приказу этого человека. — Она указала на Альтурка. — Я перед ним в долгу, а для моего народа неоплаченный долг — величайшее бесчестье. Если вы убьете его, не дав мне заплатить свой долг, вы обесчестите меня и обесчестите слово Малессы.
— Я не нуждаюсь в твоей защите, женщина, — прорычал Альтурк, наклонив голову, его огромные кулаки вдавились в землю. — Неужели я должен терпеть еще больший стыд?
— Он — предатель, — напомнила Лирна, обращаясь к Мастэку. — Воины только что объявили свой приговор. Его слова больше не значат ничего для лонакхим.
Мастэк медленно опустил свою дубинку, гнев все еще горел в его глазах, но поникшие плечи были более красноречивы — он испытывал облегчение.
— Чего же ты от нас хочешь?
— Отдайте его мне. Я отвезу его к Малессе. Только она сможет снять мой долг перед ним.
— А второго куда? — Мастэк ткнул дубинкой в сторону сына Альтурка.
Лирна посмотрела на молодого парня, на ненависть в его лице. Тот плюнул наземь и забился в своих веревках, пытаясь подняться, но стоявшие рядом воины повалили его обратно на землю.
— Слабаки! — завопил он. — Мерим-герская сучка превратила вас всех в слабаков!
Лирна повернулась к Мастэку:
— Перед ним у меня нет долга.
Пока на его руки наматывали веревку и привязывали к седлу пони Мастэка, он пел песню смерти. Повернувшись лицом к восходящему солнцу, обреченный сын Альтурка пел скорбную песнь на своем гортанном наречии. Б