Владыка битвы (СИ)

Я рассказал им о наших с Ормаром догадках относительно способов объединить Север. О том, что конунга начали покидать верные люди и о том, что он устроил на Свартстунне. О монахе, который неотступно следовал за ним, и об обещании сделать Сванхильд первой королевой. Когда дошло до рассказа о резне на священном острове, сверы похватались за амулеты.

— Это правда? — ужаснувшись, спросил брат.

— Выжившие жрицы могут подтвердить, — кивнул я. — На Свартстунне пострадали многие, но несколько выжило. Гутфрит достоин восхищения за многие деяния, но он разрушил мой дом. Я вырос на Свартстунне. Верховная жрица Гутлог была мне как мать. Даже если ты заключишь с ним союз, я не забуду того, что он сделал.

— Если Гутфрит и правда так жестоко обошёлся со жрицами, то почему его не порицают? — перекрикивая вой ветра, спросил Скегги. — Почему нейды и тунны не собрали вейтинг? Почему не осудили?

— Знают не все, новости медленно расползаются. А те, кто знает, молчат из страха. Но я упомянул о Свартстунне, когда проклинал конунга, и люди в Маннстуне станут задавать вопросы. Вскоре слухи пойдут по всему Нейдланду, и Гутфриту придётся оправдываться. К слову, думаю, именно поэтому он хочет убраться на Эглинойр — наверняка думает, что удачный поход заставит людей взглянуть за злодейство сквозь пальцы. — Я поднял глаза на Скегги. — Но важно не столько то, что именно совершил Гутфрит, сколько то, зачем он это сделал.

— И зачем же? — ещё сильнее нахмурился Глоди.

— Хочет убить богов, — ответил вместо меня Скегги. — Раз намерен стать королём.

Я кивнул.

— Богов не убить, но стереть память о них, лишить людей святынь он может. Мы с моим наставником Ормаром Эйрикссоном считали, что Гутфрит готовит северные земли для прихода эглинской веры.

Скегги сделался мрачнее грозовой тучи. Силы и жизнелюбие словно в один миг покинули его, и брат устало опустился прямо на мокрые от морских брызг камни.

— Я знаю, зачем он хочет этого. Все конунги хотят иметь надёжную власть. Отец много рассказывал мне об эглинском боге, когда сам его принял. Убеждал, пытался вбить мне в голову, почему она будет так нам полезна. Говорил, что правителей больше не станут выбирать и что наш род воцарится в Свергланде навечно. А я так не хотел и всё ещё не хочу. Править должен тот, кто достойнее, а не тот, в ком течёт особая кровь.

Я печально улыбнулся.

— Даже не знаю, соглашаться с тобой или нет с учётом того, что я — Химмелинг.

— У вас другое. Даже сверы знают это пророчество — Нейдланд будет процветать, пока на его землях останется хотя бы один Химмелинг. Вам необязательно править. Просто будьте. Живите и плодитесь. Хотя в вашем роду было много славных конунгов.

— А мы и расплодимся, только что толку? — ответил я. — Гутфрит берёт в жены мою сестру, если уже на ней не женился. А я его проклял — его и его потомков. Проклял свою кровь ради мести за мёртвых. Долг мести отравляет всё вокруг. Химмелинги сейчас — не тот пример, который хочется приводить.

До сих пор я не понимал, насколько опасным для будущего Сванхильд должно было стать моё проклятье. Если колдовство получилось, то у сестры либо не будет детей вовсе — по крайней мере, не от Гутфрита. Либо они родятся, вырастут в страхе родителей за их судьбы, а затем сложат головы без славы или с позором. Сестра никогда мне этого не простит. Я не винил её за то, что она осталась с Гутфритом — конунг воспитал её, дал всё, что когда-то дала мне Гутлог. Наверняка Сванхильд почитала Гутфрита. А я... А убил жениха почти что у неё на глазах и проклял опекуна, опозорил семью. С чего бы ей мне доверять? Кровь важна, всегда важна. Но память иной раз весит куда больше золота. И память о себе я оставил скверную.

— Как бы то ни было, сейчас речь не о Нейдланде и не о Химмелингах. — Я постарался свернуть со скользкой дорожки, чтобы раньше времени не беспокоить брата. — Не уверен, что мы с наставником пришли к верным мыслям, но если мы правы, Гутфрит для нас не союзник.

— Согласен, — поддержал меня Глоди. — Мы не знаем, зачем ему так срочно понадобилось на Эглинойр. Насколько помню, он собирался туда следующим летом и хотел собрать великий фирд.

— Он торопится, потому что мой отец опередил его и принял веру, — ответил Скегги. — Наверняка Гутфрит хотел стать первым королём северян. Это дало бы ему много власти и превратило эглинов в союзников. И с такой помощью он смог бы легко завоевать и Свергланд, и юхри... Да кого угодно. Наверняка эглины льют ему в уши именно это.

Я уселся на камень подле брата.

— Но мы знаем, что на деле всё будет совсем не так.

— Именно, — согласился Скегги. — Отец опередил Гутфрита. Но мы-то знаем, что король Мерглума мёртв, что на острове смута и тёмное время. Вопрос, знает ли об этом Гутфрит. От этого многое зависит.

— Если с ним монах, может знать, — ответил я. — Они умеют писать и отправляют друг другу письма.

— Тогда сперва надо выяснить, почему именно Гутфрит так торопится в поход. — Скегги уставился на Глоди. — Сможешь разузнать?