Владыка бриллиантов

Но боязнь и трусость — побратимы зла; оттого заморозил великан дыханием Своим последнее, что ещё было живо и дышало в этих краях: куда же подевался гул великого двуручного водопада? Того, чьи рукава по левую и правую сторону стола?

Убоявшись отмщения, Бриллиантовый король вынул из груди сердце Своё нерукотворное, состоящее из расплавленного радиоактивного кобальта, волшебного алмаза и покрытое толстой коркой никогда не тающего льда. Это сердце не билось уже давно, но излучало зло и погибель.

Спрятал Алмазный король сердце Своё на высокой скале; на утёсе, возложив прямо в центр жертвенного алтаря. И накрыл Он стол большим покрытием, украшенным дорогими кристаллами, дабы никто не увидел сердце Его, не нашёл его. А спрятал Бендикс сердце в том месте потому, что был уверен, что место это не сыщет никто, ибо кора земная не стоит на месте, и плиты перемещаются под нею. И изначальное месторасположение скалы, с которой лился иссякший ныне водопад, народами забыто; в другом отныне это месте, и ведал о сём лишь Алмазный король — даже пёс Его не знал об этом, да и не надобно знать. Строжайше наказал Бендикс вернейшим из слуг Его стеречь Его сердце, ибо вложил в него Он всю душу Свою, все воспоминания Свои, все мозги Свои — отстранился на время, дабы незримо пребывать в обители Своей, и напоминал Его нынешний образ жизни спячку медведя в берлоге его.

Спрятал великан сердце Своё в одном месте, и в другом месте спрятался Сам, предварительно охладив весь край до весьма низких температур. Отсыпается теперь где-то в горах, ибо при великой заморозке растерял большую часть силы Своей. Стерегут, берегут грифы, коршуны, вороны и летучие мыши каменный остов как зеницу своего ока; стерегут, берегут по очереди, ибо составили они график, ведь у каждого свой распорядок дня.

Люди же, эльфы и гномы выживают, как могут; немного их уже осталось… И те немногие, что остались, всё ещё хранят память о временах, когда всё было не так, как ныне.

3. Зло бывает синим

Случилось так, что однажды в семье короля Даннора родился сын, и рос сын Даннора до крайности любознательным — в детстве его так и прозвали — Любознайкой. Также, его отличало обострённое чувство вселенской справедливости — Эльданхёрд (таково имя Даннорова отпрыска) не терпел, если что-то шло не так, как надо; ревностно он относился к всевозможным канонам, законам, обрядам, традициям и обычаям. Он впитывал, как губка, всё, что видел и слышал, но никогда, никогда, никогда не покидал он пределов дворца своего отца; также, стены его покоев были лишены писаных картин — вообще-то картины были во дворце, но ни одна из них не изображала пейзаж (а уж тем более весенний и/или летний). Так и вырос Эльданхёрд с твёрдой уверенностью в том, что зима — единственное время года, да и та — лишь как вид из окна.

Но в один (возможно, не самый подходящий день) юный эльф забрёл в запретную дверь и попал в комнату, обставленную иначе, нежели все прочие в замке.

Эльданхёрд шагал взад и вперёд. Он то присаживался и брал в руки, то вытягивал шею, запрокидывая голову, дабы рассмотреть — всё говорило в пользу того, что тайная комната таковой является как Память — воспоминание о том, что раньше было лучше, краше, что раньше было по-другому. Дивился эльф книгам, которых не видел прежде; ещё больше дивился картинкам и текстам внутри них — на иллюстрациях преобладал столь милый эльфам цвет зелёный, на фоне которого — соцветия благоуханных трав да самые разнообразные животные и птицы. И присел от неожиданности эльф, совершенно сбитый с толку, ведь словно в иной мир окунулся он. Точно пелена упала с глаз, ведь на полотнах запечатлён был изначально райский вид их края, а не та белая и колюче-холодная, безжизненная пустота, которой довольствовались все живущие ныне.

В диком гневе, ярости предивной, бешенстве ужасном, с воплем на устах вбежал эльф в покои матушки своей, потребовав немедленно ответа.

— Отчего вы прячете всё от меня? Зачем скрываете вы правду? Почему, и, главное — за что? — Слёзы льются по щекам от боли и обиды, ведь счёл Эльданхёрд предательством поступок родителей своих.

И сказала на сие Лидвельдит, мать его:

— Мы не хотели обрекать тебя на муки и страданья; мы знаем, как когда-то было раньше; воспоминания наши — с нами навечно. Ты же ещё юн, и сочли за благо мы умолчать о днях былых, днях славных. Лучше бы тебе знать, что зима всегда довлела над местами сими…

— Кто сотворил это с землёю? Кто украл лето и радость? — Рыдал молодой эльф, потому что узрел, сколь прекрасным был когда-то край его родной.

— Был один волшебник, — Нехотя, недобро начал Даннор, поднявшись на шум. — Он маг почище любого среди нас. Он схватил земную ось и наклонил её так, что всюду лишь зима. Ныне сгинул Он, уснул; а нам — мириться до скончания времён.

— Не верю в эти сказки! — Развернул своё лице юнец, и нет конца, и края потокам горькой соли из глазниц его. — Ах, зачем меня вы породили?! Ведь вечно буду я несчастен! Ибо знаю я отныне, что всю жизнь мне зимовать…