Владыка мира

Их предводитель достал свой меч и пришпорил свою гнедую лошадь, направившись к Салиму. Вот два всадника сошлись, занеся над головою мечи. Оба промахнулись и, заставив коней описать круг, встретились снова. Для обоих маневр оказался удачен, и на этот раз, когда они поравнялись, Салим прыгнул со спины своей лошади и выпихнул противника из седла. Они оба шмякнулись на землю, выпустив мечи из рук. Салим почувствовал кровь во рту и понял, что прокусил язык.

Быстро вскочив на ноги, противники сцепились в рукопашной. Когда они, пошатываясь из стороны в сторону, готовились к очередному столкновению, враг Салима потащил из-за пояса маленький кинжал. Принц нанес ему сильный удар головой. Нос неприятеля сломался с громким хрустом, и он, покачиваясь, отшатнулся. Пока враг был оглушен ударом, Салим захватил его руку, в которой этот человек все еще держал кинжал, и, быстро выкрутив запястье, заставил его отпустить рукоятку. Затем ударил его кулаком в уже истекающее кровью лицо, разбив ему губу и выбив зуб, а потом пнул его сапогом в пах со всей силы. Когда противник согнулся пополам, принц обрушил оба кулака ему на шею, снова свалив неприятеля на землю. Быстро оглядевшись, он подобрал свой персидский меч и поднес его к горлу растерзанного противника. При этом Салим заметил, что бо́льшая часть отступающих вражеских наездников уже спешилась и сдалась. Насколько он мог разобрать сквозь кровавое месиво лица, его враг был довольно молод.

– Кто ты такой? – спросил Салим, отойдя на пару шагов и опуская меч. – И почему напал на мой лагерь?

– Я – Хасан, старший сын раджи Галдида, – ответил тот, выплевывая осколки сломанных зубов. – Я напал на твой лагерь, потому что знал, что здесь должен быть какой-то важный могольский сановник, и я хотел взять его в заложники.

– Для чего?

– Чтобы выменять на моего отца, который заключен в тюрьму в крепость Мурзад.

– За какое преступление?

– За верность Сикаудар-шаху, законному претенденту на престол Индостана. После смерти Сикаудар-шаха от рук моголов мой отец отказался подчиняться чужеземным правителям.

Хасан остановился, чтобы вытереть тыльной стороной ладони залитые кровью рот и нос, и затем продолжил:

– Он ушел в горы и жил грабежами. Ему это удавалось многие десятилетия; он, можно сказать, процветал. Но шесть недель назад его заманил в ловушку и схватил местный могольский военачальник.

– Разве ты не понимал, что твой отец напрасно сопротивляется?

– Я знал это и говорил ему, но он – мой отец. Он дал мне жизнь, и я должен быть верен ему, пусть он и заблуждается. И вызволить его из темницы я также должен.

– Он говорит правду, светлейший, – вмешался подъехавший Захид-бат. – У меня много родных в этом краю, и этот род здесь знают.

– Светлейший? – переспросил Хасан, выплевывая кровавую пену. – А ты кто такой?

– Ты и вправду не знаешь, верно? Я – Салим, сын падишаха Акбара.

Услышав это, Хасан отреагировал немедленно. Извиваясь и царапая землю, он кинулся за своим кинжалом, который лежал на расстоянии около десяти футов от него. Но прежде, чем он успел достать его, принц вонзил ему свой острый меч глубоко в бок, попав точно меж ребер. Кровь хлынула на влажную землю, и вскоре Хасан, верный сын, был мертв. Салиму, изгнанному собственным отцом за непочтительность, оставалось только продолжить путь к месту ссылки.

Падал снег. Шла лишь первая неделя октября, но зима, казалось, уже пришла в безлюдные скалистые перевалы к юго-востоку от Кабула. Скоро снег все равно перекроет все дороги в Индостан, думал Салим, даже если вдруг – что весьма маловероятно – отец смягчится. Предыдущим вечером молодой афганец, раненный в перестрелке на Инде, отморозил левую ногу после того, как к конечности примотали палку, чтобы перелом правильно сросся. Этот воин – уроженец Кабула – имел глупость продолжить путь на родину, вместо того чтобы остаться в Пешаваре выздоравливать. Однако он убедил хакимов использовать старое афганское средство и обложить обмороженное место теплым навозом. К большому удивлению и Салима и докторов, это, похоже, сработало. Нога казалась уже не такой белой, и через какое-то время к коже прилила кровь.

Изумрудно-зеленый шейный платок Салима сдернуло сильным порывом ветра, и оголенную кожу лица тут же защипало. Несмотря на то, что на нем был надет пустин – овчинный кафтан, – принц продрог до костей. А губы Сулейман-бека под роскошными темными усами, которые он отрастил за прошлые недели и безмерно ими гордился, совсем посинели от холода. Вскоре повалил густой снег, и вокруг них закружились белые хлопья. Серая лошадь Салима дернула головой – ее передние ноги застряли в трещине в мерзлой земле – и чуть не сбросила его. Откинувшись назад в седле, он изо всех сил потянул за поводья, и усталая лошадь устояла на ногах. В тот же миг Салим услышал впереди звук, похожий на цокот копыт.

– Стойте! Я что-то слышал… Захид-бат, отправляйся вперед с отрядом, разузнай, что там! – крикнул он начальнику своей стражи. – И прикажи остальным занять оборонительные позиции вокруг обозов.

– Как ты думаешь, что это? – спросил Сулейман-бек.