Акбар и Ахмед-хан смотрели, как под звуки трубы всадники начали со всех сторон собираться к затопленным низинам у города на холме. Застревая в глянцевой черной мокрой грязи и огибая самые глубокие лужи, лошади медленно, но верно набирали скорость. Мухаммед-бек и его стражник ехали в первых рядах, неся зеленые знамена Моголов, которые развевал влажный морской бриз. Когда они приблизились к стенам на расстояние выстрела, показалось несколько разрозненных струек дыма от мушкетов воинов шаха Дауда, присевших позади укреплений. Тут и там падали лошади, сбрасывая своих седоков. Иногда воин падал из седла, исчезая под копытами лошадей следовавших за ним всадников, и бывал втоптан в грязь. Часто лошадь упавшего наездника, освобожденная от его веса, бежала, обгоняя идущее войско. Одна вороная лошадь без всадника первой прискакала к самому дальнему укреплению из тех, что охраняли город, и затем унеслась к низким домам, над которыми развевались желтые знамена шаха Дауда.
Казалось, все складывается удачно, думал Акбар. Но внезапно раздался треск мушкетных выстрелов из промежутка между глинобитными стенами, к которым продвигались Мухаммед-бек и его люди. Одна из повозок, закрывавших проломы в стене, отодвинулась, и оттуда показался отряд всадников. Держа в руках копья и пригнувшись к шеям лошадей, они ринулись вниз с холма на продвигающиеся войска Мухаммед-бека, которые рассеялись от этого натиска; несколько лошадей сбросили своих седоков в грязь. Тогда бенгальцы открыли остальные промежутки в своих укреплениях, и из них хлынули всадники, готовые вступить в бой.
Всего минута – и многие воины Мухаммед-бека уже лежали на земле, и лишь одно из его зеленых знамен все еще развевалось над головами. Акбар больше не мог сдерживаться – победа на этом рубеже крайне важна для исхода всего сражения, и он должен быть там, чтобы вести свои войска самому. Падишах вынул Аламгир из ножен и, пришпорив лошадь, пустил ее в галоп к схватке, сопровождаемый неотступно следовавшим за ним верным стражем. Самое большее через три минуты он уже был у холма, несмотря на то, что лошадь его один раз упала в грязь, перепрыгивая лужу. Когда Акбар начал подстегивать лошадь, чтобы та взошла на холм, где вовсю кипела битва, он оказался на расстоянии выстрела стрелков шаха Дауда, и те, признав его по позолоченному нагруднику, выпустили в него бо́льшую часть своих зарядов. Падишах слышал, как мимо него со свистом проносятся мушкетные пули и стрелы. В этот момент его лошадь вдруг пошатнулась, и он почувствовал, что ногу ему заливает ее теплая кровь. Раненная в бок мушкетной пулей, лошадь зашаталась и стала клонить голову.
Перед тем как она рухнула, Акбар успел выскочить из седла и приземлиться на ноги в слякоть. Поскользнувшись, он взмахнул руками, стараясь увернуться от столкновения со стражником, который ехал сразу позади него. Устояв на ногах, крикнул одному из воинов, чтобы тот отдал ему лошадь. Наездник сию секунду спрыгнул из седла и передал ему поводья. Акбар взлетел в седло, сунув свои отяжелевшие от грязи сапоги в стремена. Однако это задержало падишаха и его стража. Всадники шаха Дауда почти нагнали их. Акбар успел вовремя отклонить новую лошадь от здоровяка бенгальца, который крутил над своей непокрытой головой усеянный шипами боевой цеп. Воин не смог придержать лошадь, так как та бежала под гору. Как ни старался тянуть за уздцы, он промчался мимо Акбара, который взмахнул Аламгиром – и почувствовал, как сильно задрожал в руке меч при ударе о голову воина. В следующий миг он атаковал и второго воина, который несся с холма ему навстречу, но бенгалец увернулся, и клинок падишаха рассек воздух. Враг повернулся, чтобы снова встретиться с Акбаром. На сей раз тот имел преимущество, находясь выше него на склоне, и прежде чем бенгалец успел погнать свою лошадь через густую черную грязь в его сторону, Акбар налетел на него, выбив копье из его руки взмахом меча и затем вонзив ему острое лезвие глубоко в пах.