Владыка морей Ч.2

Болгарские всадники уходили в сторону от той дороги, по которой пришли. Они пойдут по широкой дуге, подпуская арабов на расстояние выстрела. Те уже выстроились для погони, поставив вперед всадников на самых резвых конях. Они измотают болгар, навязав им свой темп. А потом из арьергарда подтянутся те, кто берег своих коней, и гонка начнется снова. Те же, кто до этого скакал первым, уйдет в тыл, давая лошади отдых. Три-четыре таких волны, и кони болгар просто падут от усталости. Это понимали все. И все знали, что нельзя допустить две вещи! Нельзя позволить прижать себя к зарослям у реки и нельзя позволить загнать себя в русло вади, по которому они пришли. Айсын оказался прав. Там, уложив своих верблюдов, уже стояла на одном колене пехота, подняв копья. Так с незапамятных времен делали римские легионеры, когда ждали своей очереди пойти в бой. Так делают и арабы, которые стояли с римлянами в одном строю сотни лет кряду. Десять шеренг ветеранов для легкой конницы совершенно непроходимы. Ведь от стрел защищают большие плетеные щиты, а грудь обезумевшего от скачки коня примет острие копья, которое воин упрет в землю. Но даже это случается исключительно редко. Лошади болгар, увидев лес копий, просто начнут замедлять ход, не слушая всадников, а в это время сзади подойдет конница арабов и раздавит их своей массой. Воинам Египта не уйти из сухого русла, потому что стены его почти отвесны.

Именно эта картина ярко вспыхнула в изуродованной голове потомка многих ханов, и он повел своих всадников кружным путем, сберегая дыхание коней. Двадцать шагов! Держать на расстоянии выстрела! Не ближе! И бить наверняка! И пусть Великое небо спасет сегодня своих сыновей! Они принесут ему богатые жертвы. Если останутся живы…

* * *

В то же самое время. Братислава.

Рождество и Новый год с каждым разом отмечали все веселей и затейливей. Если раньше все сводилось к банальной пьянке и набиванию брюха, то теперь в городе появились скоморохи, мимы и даже бродячая труппа индусов, которая приехала с гастролями из Александрии. Бедолаги, которым надо было как-то жить, собрались в вместе и поехали на гастроли, собирая по пути все ярмарки, боярские усадьбы и даже купеческие свадьбы. А как они могли пропустить Новый Год в столице, когда мающиеся от зимнего безделья горожане так охочи до зрелищ? Здание театра, который все еще был деревянным, не пустовало ни вечера. Сегодня давали трагедию, завтра народ валил на выступления йога или факира, а послезавтра полуголые танцовщицы соберут полный зал и зажгут под жадными взглядами вожделеющих экзотики бояр и купцов. Так они рассчитывали дотянуть до лета, чтобы потом, поднявшись вверх по Дунаю, посетить Вену, Драгомиров и Новгород, где как раз целый месяц будет бушевать Большой торг.

Этот год станет особенным. Впервые специи пойдут из Индии, минуя старинные пути. Не получит своих обычных доходов Персия, недосчитаются своих денег купцы из Йемена и Мекки. Изрядно потеряет казна Константинополя, ведь именно там раньше оседали главные потоки пряностей, а вовсе не в Тергестуме, как теперь. Именно Тергестум на глазах становится главным перевалочным складом заморских товаров, а вовсе не столица ромеев, как раньше. И такие тектонические перемены в потоках специй и золота не останутся незамеченными. Ну год, ну два, ну три… А потом даже до самого недалекого дойдет, что с этим нужно что-то делать.

— Думается мне, государь, что мы пытаемся проглотить кусок больше рта, — хмуро сказал Звонимир, а Горан согласно кивнул. Он тоже умел анализировать поступающую информацию.

— И за меньшее войны начинали, — кивнул он снова. — Еще года два, и Ираклий на нас пойдет. У него просто выбора не останется.

— А потом арабы ударят всей силой, — поддержал Звонимир. — Им этот канал как кость в горле будет. Там же все купцы разорятся. От Йеменской Аданы до Антиохии. Халиф не потерпит этого. Он не для этого весь Восток в один кулак собрал.

Серьезный разговор в очередной раз прервал грохот двери, которую распахнула торжествующая княжна Видна, что стрелой подбежала к отцу, оставив няньку бледнеть у входа.

— Опять? — укоризненно посмотрел на служанку Самослав, обнимая пятилетнюю дочь, вцепившуюся в него мертвой хваткой.

— Прости, княже, — белыми от ужаса губами прошептала баба. Князя она опасалась не слишком, а вот боярина Горана, сидевшего тут, перепугалась до колик. — Да рази ж удержишь ее светлость? Ну, чисто пардус охотничий бегает. Не угнаться за ней никак.

— Ладно, — махнул князь рукой. Он уже привык к чудачествам дочери. — Свободна. Я ее сам к матери отведу. Вот ведь непоседа!

— На горку хочу! — громко сказала княжна, не обращая внимания на бояр, хмыкающих в усы. — Ты обещал, что на санках меня покатаешь!

— Давай тебя мама покатает? — совершенно серьезно спросил Самослав. — Я занят немного. А, дочь?