Владыка морей Ч.2

Теперь слезы по его лицу текли уже по-настоящему, а плечи крепкого мальчишки одиннадцати лет содрогались от плача. Берислав и помыслить раньше не мог, что увидит подобное. Воин Арнеберт, любимец наставников, гроза всей шестой роты, да и пятой тоже, плачет, как девчонка. Впрочем, это быстро прошло, и Арни слезы вытер, украдкой глянув по сторонам. Не увидел ли кто, иначе позору не оберешься. Никто не увидел, ведь они сели за казармой, у старого дуба.

— А что с ними случилось? — тихо спросил Берислав. — Ты как попал сюда?

— Из Тюрингии я, — с тоской ответил Арни. — На нас сербы князя Дервана тогда налетели. Наши с ними часто резались. То коров уведут, то девок молодых, то просто пограбят. То мы у них, то они у нас. На границе это дело обычное. Но до большой крови никогда не доходило, такой сильный набег в первый раз был. И оружия такого у вендов тоже никогда раньше не было. Они до этого все больше с дубинами и копьями воевали. Мы на самой границе жили, а герцог наш Радульф далеко был. Он бы нипочем не успел. Мужиков в тот день положили всех. Батя мой двоих своим топором зарубил, он у меня воин знаменитый был. Мы бы отбились, да только взяли нас под утро, никто и собраться толком не успел. Батя насмерть стоял, пока мать с сестрами в лес бежали. Старшей сестре дротик между лопаток попал. Она на месте погибла, прямо на моих глазах. Я на того, кто сестру убил, с колом бросился, да меня по голове крепко приложили. Я в себя пришел, когда уже закончилось все. Меня серб какой-то копьем ткнул, я и очнулся от боли. Вижу, отец лежит рядом, и не дышит. На груди рана кровавая, от копья. Сестра тоже лежит неподалеку. Ей мертвой ноги в стороны раскинули и рубаху задрали до пояса. Для смеха задрали! Суки! Ненавижу их! Что смешного в чужой смерти? Берта добрая была, ласковая. Жалела меня всегда, когда батя хворостиной по заднице лупил. Ее уже замуж сговорили в соседнюю деревню, за хорошего парня. Батя пир свадебный готовил, колоды с медом выкопал, да только другие тот мед пили потом. Пили и похвалялись, сколько они соли и серебра получат, когда челядь великому князю Самославу продадут.

— А мама твоя куда делась? — тихо спросил Берислав.

— Не знаю, — лицо Арни вновь искривила гримаса боли. — Думаю, сгинула она. Нашу деревню дотла ведь сожгли. Скотину всю забрали, зерно тоже. Людей, кто жив остался, в словенские земли выселили и разбросали по разным весям. Девок замуж выдали сразу же. Кто на лицо смазлив, к старостам второй или третьей женой попал. Этим, считай, повезло, потому что остальных нищим бобылям и вдовцам с детьми раздали. А вот мальцов, таких как я, приемышами рассовали в семьи. Нас охотно разбирали, и руки лишние, и копейку какую-то из казны за нас платили.

— А как же ты тогда сюда попал? — удивился Берислав.

— Да дрался все время, как бешеный, — усмехнулся Арни. — А отцу своему приемному, когда он руку на меня поднял, пообещал ночью глотку перерезать. Ну, он мне в глаза посмотрел, и поверил тут же.

— Что, правда, перерезал бы? — ахнул Берислав.

— Да легко, — кивнул Арни. — Голодранец из седличей, а строит из себя архиепископа Кельнского. Этот дерьма кусок мизинца моего отца не стоил. Я как нечего делать глотку ему перехватил бы во сне. Ну, он побежал к старосте и заверещал, что ему варнака подсунули вместо покорной челяди. И, мол, отдай-ка ты его, почтенный староста, в другую семью. Да только дурней не нашлось, про меня в той волости уже все слышали. Так вот я сюда и попал…

— А мать? — спросил Берислав.

— А мать свою и сестру я так и потерял. Не было их среди полона, я бы увидел. Даже если и выжила мать с сестрой, то дальше-то как быть? Кору с деревьев жрать? Сербы ни дома, ни курицы, ни даже горшка битого не оставили. Выгребли все подчистую! Сети рыбацкие и то забрали! А что с собой не унесли, то поломали и сожгли. Мамка у меня боевая была, конечно, да только хворостиной от волка не отобьешься. Знаешь, как голодные волки зимой за тыном свою песню поют? Мороз по коже! У нас даже скотина беситься начинала. Спишь, бывало, а они как завоют за стеной! Ну и коровы сразу давай мычать от страха! И мы просыпались все тут же. Жили-то под одной крышей. И коровы, и овцы, и мы… У нас там места дикие были, не чета Братиславе. Я таких городов, как здесь, раньше и не видал никогда.

— Может, они в соседнюю деревню ушли? — спросил Берислав. — К дальней родне.

— Если боги дали, то ушли, — горько ответил Арни. — Да только не к родне. Я потом слышал, что наш род вчистую разорили. Даже если и спаслась она, то что за жизнь у нее теперь? Приживалка, рабыня бесправная, которая за кусок хлеба до смерти на чужих людей спину гнуть будет. Она ради сестры на все пойдет, я ее знаю. Но такая жизнь для нее, что нож острый, она у меня гордая. Она могла жертву богине Фрее принести и в петле жизнь закончить. Все лучше, чем так… Ведь у моего отца крепкое хозяйство было, зажиточное. Мы никому не кланялись. Род наш из самых сильных был во всей Тюрингии. Четыре сотни воинов с добрым оружием мог выставить. Его сам герцог опасался. Мой отец так говорил.