Владыка Океана

Столовая — чуть ли не самая приятная зала в замке по моему вкусу. Окна громадные, длинные, чуть не от пола, с видом на океан, оттого много солнца, и на позолоченном шелке, которым оббиты стены, на полу, на высоком потолке бродили мерцающие зайчики от волн, от хрусталя и серебра — блики, блики… И пахло, между прочим, очень славно, потому что обед действительно устроили хороший.

Только я на Мейне, признаться, все же привык к сервировке попроще, а здесь уж слишком много вилок-ложек-рюмок-ножиков разложили рядом с каждой тарелкой. Серебряных, конечно, с ручками в виде странных рыб, в аквамариновой чешуе, но… Да… впрочем, и салфетки сложены такими пышными розами, что вытирать что-то салфеткой просто жалко — и смешно от собственного плебейства.

Итак, мы с Митчем вошли в одну дверь, а в другую — чудное виденье.

Ее сопровождали, как говорится, священник и дуэнья, жена Митча, как выяснилось. Коротенькая нелепая тетка — поджатая пожилая плюшка в черном, а поп — этакая жердь с бородой, облачение на нем висело, как на вешалке. Но я не смог их не разглядывать особенно. Митч сказал: "Это госпожа Летиция", — и я глупейшим образом на нее уставился. Увидел — и превратился в статую, верите ли, господа — даже моргать не мог.

Потому что Летиция оказалась нереальным существом, государи мои. И потому что я осознал дикий факт: это совершенство — моя невеста. И еще потому, что не мог себе представить, как этот сияющий ангел выйдет замуж за пиратюгу.

Ах, да ведь волос цвета солнечных пятен на золотом прибрежном песке в полдень вообще не бывает на свете, как я полагал доселе. И таких громадных мерцающих очей цвета зеленого моря в золотых ресницах тоже не бывает. И синий шелк этот не тело прикрывал, а сплошной солнечный свет, слегка облеченный в человеческие формы — пардон, дивные формы. И шла она, паря, едва касаясь пола крохотными туфельками, будто у нас на Шие половинная сила тяжести.

Вот только посмотрела она на меня совсем не так, как мне бы хотелось. Будь она очаровательной дурочкой, меня не тронули бы ее капризы, разве что рассмешили бы — но я видел, чуял, что она умна. И она меня просканировала взглядом, оценила и наклеила бирочку.

Она меня признала качественным экземпляром, вот так, государи мои. Удовлетворительным. И ей это было смешно, а мне — обидно до невозможности. И я ляпнул, как на космодроме:

— Барышня, я — Князь Эльм, — но тут же спохватился, вспомнил, как меня маменька в детстве учила хорошим манерам, и продолжаю более светски: — Счастлив с вами познакомиться, сударыня.

А Летиция усмехнулась и сказала:

— Я рада. У вас интересное лицо, э-э… Эльм. Чистокровка. Но ваша фигура слишком мало напоминает хлюпиков из "золотой молодежи". Где это вас откопали, хотела бы я знать?

Лакей отодвинул ей стул, и она села. А я еще некоторое время стоял — укладывал ее довольно-таки угловатые слова в своем рассудке и пытался совместить их с хорошим тоном.

Она хамила напропалую. Жестоко. Утонченная-то светская дама.

И тогда я говорю:

— Знаете, пташка, я вообще-то с Мейны, — сажусь и ставлю локти на стол. Сгребаю серебро в букет и командую лакею: — Дружок, убери-ка отсюда все это барахло, мне вилок, ложек и ножей вполне хватит по одной штуке, а стакан оставь самый большой. Понял?

У лакея отвисла до пола челюсть, но лишнее он забрал. Митч рядом нервно сглотнул, у ее сопровождающих чуть глаза не повыскакивали — а сама Летиция как расхохочется!

— Так это правда, что ты пират?! Потрясающе, — и хлопает в ладоши.

Я понял, что правильно сделал. Ах, видели бы вы, как у нее потеплели глаза и лицо оттаяло. А я подумал, что раз ей смешно, когда я ей орла Простора строю, так надо и продолжать в том же духе. И говорю, небрежно так:

— Знаешь, Ци, мы с тобой это еще обсудим, но сейчас я жрать хочу, как морской змей. Я последний раз что-то проглотил еще в состоянии искусственного тяготения, так что в настоящий момент, пардон, голодный и опасный для жизни.

Она снова рассмеялась.

— Бедняжка, — говорит. — Только не умирай, не желаю овдоветь так рано, не познав высоких наслаждений нежной страсти! Стэн, положите этому голодающему какой-нибудь еды — хоть тарталетку с икрой — пока он еще жив…

Ничего себе, думаю. Н-но — сдаются ли настоящие пираты?! Засовываю в рот эту штучку с икрой — целиком — и говорю:

— Не беспокойся, малютка, я никак не могу позволить себе умереть в такой момент. А высокие наслаждения нежной страсти ты можешь познать, когда захочешь — только скажи. Хоть прямо сейчас.

Если ей, думаю, наплевать, что кругом полно греющих уши идиотов, то мне и подавно. Смутить меня еще не удавалось ни одному живому существу, хоть изредка носящему юбку.

Но тут я прокололся. Летиция посмотрела на меня насмешливо и говорит:

— Не разгоняйся так, шустренький. Сперва прыгают в воду, а потом плывут — не перепутай.

Ну что должен сделать порядочный человек в данном случае? Привстаю со стула и кланяюсь:

— Прошу прощения, сударыня. Фигню спорол.