Владыка Острова

Гость, представившийся ему кем-то под именем то ли Ривер, то ли как-то схоже, выглядел неважно. Белоснежные бинты на голове покрылись пятнами крови. Да и кожа его была бледнее, чем у прочих островитян. Лицо выражало болезненную сосредоточенность. Такое бывало, когда люди старались не упасть в обморок и воспринимать происходящее. Нога же, закованная в гипс, натыкалась на все более-менее крупные камни на дороге. Костыль только мешал продвижению. Поэтому Сашка, решив, что сбегал бы за сим приспособлением попозже, по сути, взвалил тело нежданного товарища на себя. Он перекинул его руку через свою шею и, удерживая так Ривера, двинулся вперёд. Стало удобнее и быстрее.

– Если друг оказался вдруг и не друг, и не враг, а так. Если сразу не разберёшь, плох он или хорош… Ну, и тяжёлый же ты, блин горелый!.. Парня в горы тяни – рискни, не бросай одного его, – напевал Сашка под конец пути. Пение придавало ему сил.

– Что ты говоришь?

– Пусть он в связке с тобой одной – там поймёшь, кто такой, – допел он, игнорируя заданный вопрос. А там, отворив дверь ловким движением, разместил своего гостя на лавочке и, утирая со лба пот, устало присел рядом.

– Чего попёрся сюда? В таком состоянии на койке лежать надо.

– Не знаю твоего языка.

– Не знаешь, так сидел бы дома, – всё также на родном русском проворчал Сашка и поднялся, чтобы налить из бочки воду в деревянные плошки. Одну из них он подал Риверу, с любопытством осматривающемуся по сторонам.

Стоило сказать, изнутри дом был примечательнее некуда. Нет, обстановка, сама собой, выглядела простой, преисполненной, так сказать, аскетизма. Но большие окна делали единственную комнату очень светлой. И оттого картины, висящие на стенах так, что и места живого не было, играли красками. Они привлекали к себе внимание. Заставляли всматриваться и удивляли тем, что, порой, меняли свои сюжеты.

Первые пару дней в этом доме Сашка, восторгаясь, изучал нарисованное. Однако позже, всё его внимание захватили путешествия на Грань. Но Ривер был ещё «новичком». И оттого его глаза восторженно изучали картинки, пока он вдруг не воскликнул:

– Это же я!

После этих слов парень, пошатываясь, настойчиво заковылял к одной из картин, и, глядя на то, как плескалась на пол из удерживаемой им плошки вода, Сашке пришлось подойти ближе… Свалится ещё болезный!

На полотне же действительно оказался изображён островитянин. Действо происходило у начала тропы на небесные острова. Тот стоял полубоком и, держа руки в карманах, задумчиво смотрел на спину стройной красноволосой девушки, внимательно созерцающей искрящуюся под солнцем гладь океана.

Сашка уже обращал внимание на эту работу Художника. Взгляд серых глаз был прорисован так, что непроизвольно его сердце начинало биться чаще. Ему словно бы вспоминалось некое испытываемое им ранее волнующее чувство. И даже не объяснить какое именно… Однако для него всё равно намного интереснее было рассматривать женскую фигурку. В ней он узнавал Ингу.

– Что это за место?! – резко разворачиваясь, вдруг требовательно спросил Ривер.

Сашка растерялся. Понимать иностранную речь ему было относительно легко. А вот придумать, как правильно произнести ответ – невероятно сложно. Он как собака всё понимал, но ничего не мог сказать вслух. И оттого замялся. Не знал, как верно озвучить по-английски выражение – «мастерская Художника».

– Дом того, кто рисует мир. Там, где можно рисовать.

– Хозяина Острова? Это дом Хозяина Острова?

– Он себя не называть. Рисовать. Здесь, – аж вспотел от умственных усилий Сашка. Последнее сказанное слово он ещё и сопроводил жестом, обводящим пространство. – Но, да. Думать, он владеть здесь всюду.

Собеседник посмотрел на него взглядом, преисполненным яркого негодования, сожаления и гремучей смеси иных чувств. Однако, доковыляв до скамейки, достаточно успокоился, чтобы вместо вероятных криков спросить:

– Как выглядит?

– Высокий. Чёрный волосы. Белый. Чёрная одежда.

– Волосы чёрные? Или белые?

– Чёрные. Кожа белая.

Послышался вздох облегчения, вскоре сменившийся ещё большей настороженностью.

– Он островитянин?

– Нет. Кожа есть коричневая, – ответил Сашка, не зная, как ещё описать загар.

– Ты же говорил, что белая!

– Не Африка.

Судя по непереводимым эмоциональным словам, вместо дальнейших расспросов последовали ругательства.

– Кто он?

– Тот, кто рисует.

– Художник? Он Художник? – непроизвольно начиная жестикулировать, как если бы он разговаривал с глухим, уточнил парень.

– Да! – обрадовался Сашка. – Точно! Художник.

– Инга говорила, что видела его и тебя на Грани.

– Ривер…

Гость незамедлительно поправил его:

– Ри-э-вир.

– Риивер, – послушно поправился он, не уловив особой разницы. – Ты идти от Инга?

– Да, – оживление вновь появилось на лице островитянина. – Как ты возвращаешься от неё сюда?

– Что?

– Инга. Находится. На. Грани, – внутренне закипая, по-прежнему спокойно продолжил Ривер-Риивер, чеканя каждое слово. – Ты. Там. Бываешь?

– Да.

– Как ты приходишь обратно?

– Туда в сон. Приходить сюда просыпаться.

– Можешь разбудить там Ингу?

– Художник говорить нет. Она вспомнить. Сначала обязанность вспомнить. Собой.