На некоторое время линия фронта стабилизировалась: итальянцы не могли прорваться вглубь Абиссинии, а окопавшиеся паладины ограничивались диверсионными вылазками. Однако тут проявили себя войска императора и местных феодалов: двести тысяч профессиональных солдат, наконец–то, занялись привычным делом — набегами на соседние территории.
Хайле Селассие и верная ему компания совершали стремительные рейды в земли Итальянского Сомали и Эритреи. Солдаты грабили приграничные районы и уводили с собой жителей окрестных селений. Рейды с каждым днём становились всё глубже, аппетиты феодалов всё больше — абиссинские войска гребли чужую вотчину подчистую, оставляя за собой разрушенные посёлки и выжженные поля.
Защитить более чем тысячекилометровую государственную границу итальянские колонизаторы не имели никакой возможности, партизаны–разбойники обходили северный и южный участки абиссино–итальянских фронтов и внезапно вторгались на незащищённые территории. Прибыльная война очень вдохновляла феодалов–разбойников, их стремительные конные полки бросались на незащищённые тылы врага с большим энтузиазмом. Пехотные части тоже налетали на чужие районы полчищами саранчи, ведь, в отличие от цивилизованных армий, ордам дикарей не требовались проезжие дороги.
А однажды абиссинская императорская пехота проявила столь неожиданную прыть, что это стоило итальянскому маршалу де Боно его поста командующего Северным фронтом. Разодетые в парадную форму гвардейцы Хайле Селассие провели психическую атаку на фашистов–чернорубашечников Бенито Муссолини, удерживающих плацдарм вдоль берега реки Мариба.
Ранним утром, когда солнце только взошло из–за гряды холмов, штормовым громом раздались залпы абиссинских пушек. Артиллерия паладинов принялась рьяно разносить позиции артдивизиона итальянцев, при этом, что удивительно, не кинув в сторону окопов пехоты ни единого снаряда. Затем, с обрамляющей реку возвышенности, поползла вниз на позиции итальянской пехоты широкая полоса сизого смрадного дыма. За полосой дыма появились стройные ряды императорской гвардии в парадных мундирах. Солдаты старались держать линию и маршировали под барабанный бой. Начищенные до блеска штыки грозно сверкали в лучах восходящего солнца.
Однако итальянцев напугали не ровные ряды императорской гвардии, и не зловеще сверкающие штыки, а страшные нечеловеческие морды абиссинской пехоты — солдаты маршировали в противогазах. И особенно напрягало фашистов, что у итальянских оккупационных войск свои противогазы остались на тыловых складах, ведь боезапас химических снарядов так и не был отправлен на передний край фронта, а у черномазых аборигенов боевых газов не должно бы быть в принципе. Хотя офицерам, разглядывающим через окуляры биноклей страшные абиссинские морды в старых немецких противогазах, пришла логичная мысль, что Гитлер мог не одни только пулемёты и винтовки поставить Хайле Селассие. Подобные же думки появились и у рядовых фашистов, уж больно смело вышагивали вражьи гвардейцы, совершенно не опасаясь поджидающих вдоль берега реки пулемётных гнёзд.
Запашок у гонимого лёгким ветерком дыма был отвратный, но никто не собирался особо принюхиваться — солдаты зажимали платками носы и, выпрыгивая из окопов, бежали к ленте реки. На узком временном мосту возникла давка, ибо на этом берегу не было желающих узнать, что же за тип отравляющего газа применили аборигены.
Внезапно с ужасным грохотом налетела эскадрилья автожиров, и очередями пороховых ракет перемолола настил моста, вместе с копошащейся на досках живностью превратив всё в древесно–мясной фарш.
Элитные фашистские части разом превратились в дикое испуганное стадо, никто и не думал отстреливаться от налетевших смертоносных стрекоз или неумолимо накатывающего парадного строя имперских гвардейцев — все старались побыстрее убежать от наползающего смрадного сизого дыма. Танкетки, машины, пушки, пулемёты — остались валяться на страшном берегу, а фашисты, толкаясь и визжа, лавиной перепуганных чёрных тараканов устремились вплавь к спасительному другому берегу.
И вся эта картина панического бегства элитных фашистских частей снималась на киноплёнку с дирижабля, зависшего над местом позора итальянской армии. А с холмов наблюдали за разгромом войска оккупантов иностранные журналисты. Их роль — засвидетельствовать на заседании Лиги Наций, что абиссинцы ничего особо жуткого, кроме сухих лепёшек коровьего помёта, в топку паро–дымовых котлов не подбрасывали. Правда, оставался неразгаданным остальной ингредиент дымовой завесы, не позволяющий ей рассеиваться и подниматься вверх, но секретом этого гравитационного фокуса Сын Ведьмы, напряжённо следящий за полем боя, делиться не собирался.
Командующий группой центральных войск в Эритрее маршал Пьетро Бадольо, после позора с психической атакой аборигенов и отставкой де Боно, взял под свою руку ещё и весь Северный фронт. Однако маршал посчитал необходимым тут же срочно вылететь в Италию и обсудить с Муссолини сложившееся катастрофическое положение на африканском фронте…