Влас Дорошевич. Судьба фельетониста

Что же касается примитивизации проблемы Кугелем, утверждавшим, что источник «короткой строки» в желании потрафить «читательской обывательщине», воспринимающей «долгое длинное» как «важное и первостатейное», то Дорошевич сам не единожды высмеивал это обывательское представление.

«У нас установился „культ длинного“.

Мы ценили литературу на вес и на аршин, — пишет он в „Маленьком трактате в похвалу краткости“, предваряющем книгу К. Воинова „Миниатюры“ <…> А между тем, какие литературные произведения производят в мире самое сильное, самое могучее, самое потрясающее впечатление.

Самые краткие.

Это — телеграммы. <…>

Миниатюра это „литературная телеграмма“.

У человека явилась мысль, и он телеграфирует вам ее.

Взвешивая каждое слово.

Ни одного лишнего.

Кратко. Сжато. Понятно.

Вы общем выходит:

— Сильно»^[225].

Более того, Влас ненавидит фельетон, когда тот выступает как некая «газетная обязательность», к тому же поданная «куцей строкой»:

«Спрос на фельетонистов обеспечен.

Возьмите всю даже провинциальную прессу.

Вам покажется, что вся она написана стихами!

Везде куцые строки. Везде фельетон!..

Публика требует фельетона.

Без фельетона газета немыслима…

Вот вам и русский газетный лист.

Половина на политику, треть на театр, — остальная одна шестая на фельетон.

Вся общественная жизнь интересует только с точки зрения каламбура»^[226].

Близкую «стилевую» тему он поднимал и ранее, в фельетоне «Больное творчество», когда писал, что «коротенькие предложения», перемежающиеся точками, напоминают «нервного, больного, издерганного человека, который говорит короткими, отрывистыми фразами, похожими, скорее, на стоны и выкрикивания больного, чем на обыкновенную человеческую речь»^[227].

«Везде куцые строки» — это уже своего рода жалоба знаменитого фельетониста на подражателей из той, по словам Амфитеатрова, «многоголовой школы — gregis imitatorum», которую Дорошевич до чрезвычайности «не любил в журналистике». Его невероятно раздражали «бездарные опыты писания „под Дорошевича“, запестревшие нескладным количеством куцых строчек, в особенности на столбцах провинциальной печати»^[228]. О «фельетонном кувырканье какого-нибудь томского подражателя такому мастеру этого литературного жанра, как, например Дорошевич», вспоминал социал-демократ П. Н. Лепешинский^[229]. «У всех этих фельетонистов, — писал обозреватель провинциальной печати, — много общих черт. Во-первых, все они пишут коротенькими строчками, так что в фельетоне абзацев больше, чем слов. Оно выгодно при построчной оплате, да и читатель любит: легче наспех пробежать глазами. Затем решительно все они называют себя ближайшими учениками Дорошевича, под руководством которого будто бы работали три года. В минуту откровенности, — а таких минут у фельетониста шестьдесят в каждом часу, — они любят показывать телеграмму, будто бы полученную от „моего Власа“ с предложением заменить его на самых выгодных условиях в „Русском слове“. Адрес этой классической телеграммы от Власа видели все, но ее текста, а тем паче подписи до сих пор еще никто не видел. Тем не менее на неопытных „издавателей“ этот маневр действует, и они накидывают  1/4 за строчку»^[230].

Амфитеатров подчеркивал, что «серьезно писать короткою строчкою Дорошевича — в самом деле писать — решительно никому не удавалось». Когда А. С. Суворин после смерти своего московского фельетониста А. Д. Курепина «сам попробовал вести московский фельетон „Нового времени“, спрятав себя под псевдоним, а свою собственную блистательную манеру „Маленького письма“ в лаконическую отрывчатость „короткой строки“ Дорошевича, маститый журналист потерпел в этом опыте совершеннейшее фиаско. Слог выходил, но было скучно. После трех фельетонов Суворин забастовал».

«Я лично, — признавался Александр Валентинович, — короткую строку Дорошевича всегда считал насилием над русским языком, которое, может быть, извинительно, допустимо и даже, пожалуй, иной раз красиво только при условии, что столь сомнительное оружие находится в руках столь блистательного стилиста и знатока русской речи, как покойный Влас Михайлович»^[231]. Он считал, что «слогом Дорошевича никто, кроме него самого, не напишет и ста строк, потому что труден он, слог Дорошевича…»^[232]Но уже в первой половине 1890-х годов на короткую строку Дорошевича «стояла настолько требовательная и упорная мода, что „За день“, „Злобы дня“ и т. п. „маленький фельетон“ нельзя было писать иначе». Соответственно и от Амфитеатрова, занявшего место Дорошевича в «Новостях дня» после ухода последнего в «Московский листок», издатель и редактор требовали «коротких строчек», а когда он сдавал текст в своей манере, то в печати тот все равно появлялся «разбитым на строки, от точки до точки». Ответ возмущенному автору был один: «Публика так любит. Влас Михайлович приучил».