Власов. Два лица генерала

Помните, как говорил отец былинного богатыря Ильи Муромца в своем наставлении сыну – «на добрые дела благословение дам, а на плохие дела благословения нет».

Речи священника Киселева и поручика Димитриева важны тем, что они произнесены молодыми, искренне поверившими в развернутое под покровительством СС начинание Власова.

Как утверждает Л.В. Дудин (Н. Градобоев), поручик Димитриев тоже говорил о самостоятельности целей и стремлений русского национального движения, и каждая его фраза вызывала в зале шумные аплодисменты.

Когда же Димитриев сказал: «Мы не наемники Германии и быть ими не собираемся», в зале вспыхнула такая овация, что он долго не мог продолжать свою речь.

Многие плакали. [23]

«Это была минута высокого и редко встречаемого патриотического подъема, – говорит Л.В. Дудин (Н. Градобоев). – Русское движение сразу начинало перехлестывать через те рамки, в которые его хотели втиснуть немцы».

Через несколько дней в русском православном соборе в Берлине состоялось молебствие о даровании победы вооруженным силам КОНР. Служил глава Православной Церкви за границей, митрополит Анастасий. На этом молебствии присутствовали почти все члены Комитета, и оно так же вылилось в патриотическую манифестацию. Перед собором развевался русский трехцветный флаг.

«Русский флаг, – пишет Л.В. Дудин (Н. Градобоев), – был поднят на улицах Берлина, кажется, первый раз за последние тридцать лет. Через пять месяцев над зданием рейхстага русскими руками был снова поднят флаг. Но он не был русский. Это был советский красный флаг – символ мировой революции».

«Когда в зале прозвучали знакомые слова песни: „За землю, за волю“, – вспоминал В.В. Поздняков, – каждый почувствовал, что ныне эта песня стала боевым гимном Русского освободительного движения. Да, мы идем против тех, кто засел в Кремле и украл у нас счастье, землю, волю. Мы идем в бой за лучшую долю».

«На этом незабываемом собрании 18 ноября мне было поручено слово от лица Православной Церкви, – вспоминал протоиерей Александр Киселев. – Это был день, когда мы впервые так уверенно ощутили себя силой, русской организованной силой, способной спасти Отечество. В зале были две тысячи русских и только несколько немецких наблюдателей на балконе зала. На расстоянии полугода от нас стояла смерть. Но опасность скорее ободряла нас, чем пугала. Наши сердца тогда бились так, как бились они, наверно, у суворовских солдат, переходивших снежные вершины Альп. Ни о каком ощущении „обреченности“ тогда не было и речи. Мы верили в победу. Это было не только нашим духовным ощущением, но и реальной возможностью, которая стояла близко, перед нами…

Отклик на власовский Манифест был колоссальный.

Теперь мне самому даже как-то плохо верится, что это было именно так, хотя я и был свидетелем этого необыкновенного отклика. Со всех концов Германии самотеком устремились люди в КОНР, отдавая себя в полное и немедленное распоряжение генерала Власова. Соответствующих письменных заявлений почта приносила в среднем две с половиной тысячи ежедневно. Особо интенсивная запись в добровольцы РОА наблюдалась в дни опубликования Манифеста». [240]

Если Власов и верил в успех, то все равно – такого он не ожидал… Это было, как праздник, как фейерверк…

Кружилась голова от всеобщего восторга, от самых неумеренных похвал…

Но были и другие суждения о генерале Власове.

– Ну, как?-спросил у И.А. Курганова генерал Д.Е. Закутный после встречи с Власовым.

– Неважно, Димитрий Ефимович, неважно,-ответил И.А. Курганов. – Конечно, Власов теперь наше знамя. Без этого знамени нет армии и нет надежды. Но надо его окружить действительно серьезными, честными, государственно мыслящими людьми. Спасение только в этом, только в окружении. Старайтесь повлиять на подбор такого окружения…

Сразу после обнародования Пражского манифеста А.А. Власов принял на себя.командование всеми вооруженными силами КОНРа.

В течение недели поступило свыше 60 000 заявлений на вступление в РОА.

Одновременно было достигнуто соглашение с германским командованием о переводе в состав РОА военнопленных офицеров и бойцов, находившихся в частях германской армии.

Это позволяло планировать формирование 30 русских дивизий.

Наступающий 1945 год – последний год войны – Андрей Андреевич Власов встречал у Ф.И. Трухина…

– На границе Рейна стоит Красная Армия… Что ж,-поднимая бокал, сказал он. – Даже наше физическое поражение не есть уничтожение духовное… Наша программа, которую мы огласили в Манифесте 14 ноября 1944 года, соответствует, по моему убеждению, желаниям русского народа. Мы делаем историческое дело, мы семена будущего освобождения России… Если всем нам суждено погибнуть (и это как раз так и выглядит), то Манифест нас переживет. Раз сказанное не может быть уничтожено…

Памятник участникам Освободительного движения народов России на русском кладбище под Нью-Йорком.

Часть шестая. Куда шли власовцы?

Власовское освободительное движение как не было началом, так не является и концом известного периода Русской истории.

Протоиерей Александр Киселев