Правда, обращение 1-й дивизии РОА к чешской Национальной партии произошло лишь после заметного промедления. Ведь командование дивизии очень хорошо видело, что это движение Сопротивления представляло собой плохо организованное, вооруженное и руководимое течение, которое было совершенно расколото изнутри, прежде всего в политическом плане [454]. Лишь коммунистические группы, при которых находились советские агенты, частично сброшенные на парашютах, похоже, преследовали ясные цели, причем не только в духе национального освобождения, как буржуазные, но и совершенно сознательно в направлении радикального социального переворота. В этом состояла причина, по которой генерал-майор Буняченко крайне сдержанно относился к попыткам сближения со стороны представителей местных партизан [455]. Начальник управления безопасности КОНР подполковник Тензоров, которому, предусмотрительно снабженному охраной из хорошо вооруженных солдат РОА, пришлось отправиться в местечко Лани на рубеже апреля и мая в назначенное время для переговоров с чешскими офицерами, в действительности – переодетыми советскими агентами, тотчас недвусмысленно отверг предложение о совместных действиях РОА с Красной Армией. Один из полковых командиров РОА отклонил приглашение на беседу, которое передал ему находившийся при чешских партизанских группах офицер Красной Армии [456]. Лишь после того как в Праге 30 апреля 1945 г. образовалось национальное чешское повстанческое руководство – команда «Алекс» во главе с генералом Слунечко, которое опиралось на части правительственных войск, жандармерии, полиции и тому подобные военизированные формирования и тем самым представляло родственные РОА военные элементы, возникли реальные точки соприкосновения. Когда делегация чешских офицеров военного командования Большой Праги «Бартош», созданного в это же время, подчиненного генералу Кутльвашру и подполковнику штаба Бюргеру, в начале (видимо, 2-го) мая появилась в Козоеде [457], чтобы передать предложение об участии русской дивизии в предстоящем восстании против немцев, казалось, неожиданно появился выход из безнадежной ситуации.
«Поздно вечером, – пишет подполковник Артемьев, – в дивизию пришла делегация чешских офицеров, которые оказались представителями штаба восстания. Делегаты заявили, что в городе Праге подготовлено восстание, которому, однако, недостает помощи и поддержки. Восстание больше невозможно отложить, поскольку в этом случае его организация может быть раскрыта немцами и тогда оно будет обречено на неудачу. Единственная надежда возлагается на Власовскую армию и на безусловную помощь «братских власовских солдат». «Чешский народ никогда не забудет вашей помощи в трудный час».»
На совещании, созванном генерал-майором Буняченко, все полковые и прочие командиры дивизии, а также начальник штаба подполковник Николаев, высказались за то, чтобы откликнуться на просьбу о помощи, и за альянс с чехами-националистами. Единственное исключение и теперь составил командир 1-го полка. «Напоминаю Вам еще раз, – писал подполковник Архипов-Гордеев много лет спустя полковнику Позднякову, – что я был против похода на Прагу и сказал об этом на военном совете незадолго до Пражского похода» [458].
Подчеркнуто одобренное командиром дивизии присоединение к чешскому повстанческому движению, решение о котором и было в итоге принято, означало открытый разрыв с немцами и к тому же отход от постановления КОНР от 28 марта 1945 г., так что возникает вопрос, какую позицию занял в этой ситуации сам Власов. Главнокомандующий, который как никто другой воплощал в своем лице союз с немцами, похоже, и теперь не отошел от своей политической линии. Оберфюрер д-р Крёгер, немецкий представитель при Власове в течение последнего полугода, а в некоторых вопросах и его доверенное лицо, охарактеризовал генерала как человека, которого он «всегда считал неспособным к предательству и измене»: Власов представлял собой «очень прямую личность», которая «упорно преследовала свою цель, без фальшивой игры и обычных интриг – он ведь был настоящим солдатом» [459]. Решающее значение должно было для Власова иметь то, что он больше не мог верить в успех пражского плана. 16 апреля 1945 г. по его поручению Сергей Фрёлих (доверенное лицо из русских немцев) установил в Праге связь с чешским генералом Клецандой, чтобы прозондировать возможность союза с чешским национальным движением до прихода американских войск [460].