Власть

Кристос на сей раз не возражал. Мы отошли подальше от смотровой площадки, и арфа зазвучала громче, ей агрессивно вторила скрипка – слащавая мелодия усилилась. Кристос зажмурился, пытаясь побороть мучительное головокружение. Точь-в-точь такое ощущала и я. Словно слишком быстро кружилась и падала, при этом оставаясь совершенно неподвижной. Рядом в три погибели согнулась побледневшая Альба. На ее висках блестели капли пота. Она споткнулась и вцепилась в дерево, чтобы не упасть.

Меня, как и всех, охватила тошнота. Теодор, крепко держа меня за руку, помог добраться до офицерской палатки, хотя у самого губы стали белыми как мел. К горлу подкатила желчь, и я ее сглотнула.

Из палатки навстречу выбежал Сайан. Я думала, он торопится к нам, но серафец упал на колени в траву. Его вырвало. Я отвернулась, иначе последовала бы его примеру.

– Как они это делают? – дрожа, спросила я. – Они могут заставить нас испытывать физические страдания, а не просто напугать.

Пришлось прервать свою речь из-за вновь подкатившей волны слабости.

Тут и там солдаты хватались за животы, выворачивали желудки, затыкали руками уши, зажмуривали глаза.

Те, кто пытался быстро подняться на ноги, снова падали в траву, охваченные очередным приступом. Содрогаясь, я тоже опустилась на землю. Если не шевелиться, становилось немного легче. Я закрыла глаза. Лучше смотреть в никуда, в бархатистую тьму. Неужели серафцы этого и хотели? Чтобы мы все желали забыться? Смогла бы я в таком состоянии убить себя?

Я усилием воли открыла глаза и слабо простонала от яркого света, от мира, что двигался вокруг, задевая какие-то струны внутри меня, словно моя голова превратилась в арфу. Эти ощущения были созвучны с музыкой серафцев – о да, я все еще видела темную магию, ее блеск и мрачные волны, что нас захлестывали.

К счастью, хуже не становилось. Солдаты вскоре поняли, что неподвижность помогает, и тоже уселись на траву, прислонились к деревьям или улеглись прямо на землю. Теодор подполз ко мне и взял меня за руку. Я отодвинулась – даже прикосновение усиливало головокружение.

Я боялась, что под влиянием зачарованной музыки и наведенного ею тревожного состояния могу убить себя. Именно это ощущение внушали магическая хворь и гулкое эхо проклятия.

– Нарочно ведь подгадали так время, – выдавил через плотно сжатые губы Сайан, все еще пытаясь удержать рвоту. – Понять бы, почему.

– Чтобы атаковать, – пробормотала Альба. – Мы будем не в состоянии обороняться.

– Нет, – прошептала я. – Не здесь и не сейчас.

Слова были горькими, точно желчь. От усиленных попыток думать кружилась голова, словно внутри гулял осенний ветер.

– Их собственные войска… – Поднялась волна тошноты, и я зажала себе рот.

– Верно, – осторожно выдохнул Теодор. – Верно. Надо ждать.

Никто не спорил – больше мы все равно ни на что не были способны.

Наконец музыка стихла. Черное сверкающее облако рассеялось, и туман, окутывающий разум, исчез. Бурление в животе улеглось. О произошедшем напоминала лишь смутная головная боль, точно призрак вчерашней мигрени.

– Готовьсь! – Не успела я встать на ноги, Сайан уже вскочил и поднял за шиворот барабанщика: – Играй большой сбор!

Лагерь зашевелился. Загремели барабаны; мужчины хватали мундиры, ранцы, патронташи, взваливали на плечи мушкеты. Некоторые, пока бежали к товарищам, на бегу хлебали из походных фляг.

– Если серафцы надеялись застать Сайана врасплох, – криво усмехнулся Кристос, потирая виски, – то просчитались. Возможно, сейчас они готовятся к атаке. Скорее всего, это был отвлекающий маневр.

– И от чего нас отвлекали? – поинтересовалась я. – Если враги планировали немедленно напасть, их войска где-то поблизости. Они пострадали так же, как мы.

– Или же в это время устроили вылазку где-то в другом месте, – заметил Сайан. – А нас ввели в заблуждение, заставив ждать в полной готовности.

– Чертовы серафцы, – сквозь сжатые зубы выдавил Теодор. – Не зная, где и когда они намерены воспользоваться этой тактикой…

– Мы подождем, – сказал Сайан. – Мне это не нравится, но невозможно воевать с тем, чего не понимаешь.

17

Тишина, воцарившаяся после атаки серафцев, жуткими волнами растекалась по лагерю. Мы ждали. Патрули и пикеты были усилены, но никакого вторжения не последовало. Также не явились и гонцы сообщить о нападении на другие города или порты, занятые реформаторами.

– Ненавижу ожидание, – заявил за обедом Кристос. Он ел гороховый суп с тонкими ломтиками ветчины вприкуску с черным хлебом. Интендант, коренастый мясник, знакомый Нико и Кристоса, построил печи. Пекари поставили на поток выпечку хлеба, изготовленного из муки грубого помола из местного овса, пшеницы и ржи. – Люди нервничают.

– Действительно, солдаты настороже. И даже те, кто не верят, что переполох устроили серафцы, обеспокоены. Хвори в военном лагере так же опасны, как дробь и снаряды.

– Серафцы веками держали в секрете свои чары, – вслух подумала я. – Вы говорили, что при дворе издревле были колдуны?

Сайан кивнул в ответ.

– Так зачем раскрывать тайну именно сейчас? – удивилась я.