Власть без славы

Она вызывающе взглянула на мужа и сказала: — У меня до сих пор болит крестец. Иногда бывают страшные боли. Наверно, скоро я стану калекой.

Джон Уэст поднял глаза и испытующе поглядел на жену. Он знал, что теща однажды вызывала врача, потому что у Нелли болела поясница, но ведь это было так давно. Чего ради она заговорила об этом?

В комнате воцарилась гнетущая тишина, и все с облегчением вздохнули, когда вошла горничная и всем подала суп, а Джону Уэсту — стакан фруктового сока. Горничная и кухарка были наняты только сегодня — эго входило в соглашение, заключенное между Джоном Уэстом и миссис Моран.

Обед тянулся медленно, все как-то притихли и обменивались только самыми необходимыми словами, за исключением миссис Моран, которая всячески старалась наладить общий разговор. Джон Уэст и Нелли не сказали друг другу ни слова.

Когда обед кончился, Джон Уэст первый встал из-за стола.

— Мне нужно поговорить с тобой, Нелли, — сказал он сквозь зубы и вышел из столовой.

Минут через пять Нелли вошла в музыкальную комнату и села у рояля, под портретом Шопена.

Джон Уэст вошел следом и остановился перед Нелли, пристально глядя ей в лицо. — Ты, надеюсь, понимаешь, что это по моей воле тебе разрешено спускаться в столовую, — вызывающе начал он.

— Я думала, это мама устроила, — спокойным, почти безразличным тоном отозвалась Нелли.

— Ничего подобного! После того как… после этой истории я решил, что накажу тебя как следует, а потом снова заставлю исполнять свой долг по отношению к детям.

Нелли молчала, опустив руки на колени.

— Ну, что ты на это скажешь?

— Меня не надо заставлять любить своих детей. Если в нашем доме неладно, так в этом виноват только ты.

— Я? Значит, я виноват, что ты родила ребенка от моего каменщика? Да если бы не дети — мои дети, — я б давно уже отослал его в приют для подкидышей. И не очень-то радуйся, может, я еще так и сделаю!

Помолчав немного, Джон Уэст заговорил более миролюбивым тоном: — Теперь от тебя зависит, будешь ли ты исполнять свои обязанности хозяйки. Я хочу, чтобы ты была на приеме, который на будущей неделе устраивает у себя архиепископ в честь награжденных Крестом Виктории, и на банкете, который я дам после процессии. Будет много видных гостей. Ты моя жена, и им покажется странным, если тебя не будет.

— Хорошо, — сказала Нелли. — Я сделаю все, что ты пожелаешь. Но только помни, Джон: любить тебя я никогда не буду, никогда.

— Судя по твоему поведению, ты меня никогда и не любила.

Нелли встала и пошла к двери. — Мне нужно лечь, — сказала она. — У меня спина, болит. Она болит с того дня, с того самого дня, как ты меня толкнул. Я уверена, что в конце концов стану калекой.

У самой двери она обернулась и молча устремила на него пристальный взгляд. Джон Уэст поежился под этим обвиняющим взглядом. В эту минуту он понял, что всю свою жизнь она будет его ненавидеть.

Джон Уэст устроил в одном из своих отелей банкет в честь ветеранов, награжденных Крестом Виктории. Он сидел на почетном месте, во главе стола.

Было произнесено много тостов — за родную Ирландию, за архиепископа Мэлона, за успех процессии. Джон Уэст не любил крепких напитков, они плохо действовали на его желудок, но ради такого случая он тоже пил вино. Предложив тост за кавалеров Креста Виктории, он сказал, что жители Австралии и ирландцы будут вечно в долгу у них за то, что они съехались из отдаленных концов страны, чтобы присутствовать на празднествах. Только благодаря великому самопожертвованию солдат Австралия осталась свободной страной!

Джон Уэст выразил удивление, что большинство награжденных Крестом Виктории — всего-навсего рядовые. Ведь каждый из них имеет право на звание полковника. Они сражались на войне, защищая Бельгию. Теперь они прибыли в Мельбурн, чтобы выразить свое сочувствие другой маленькой стране, которая пока что лишена свободы. Эта последняя фраза была лишь повторением слов архиепископа Мэлона, которые Джон Уэст часто слышал от него в последнее время.

Джон Уэст закончил свою речь сообщением о том, что на все его ипподромы бывших фронтовиков будут пропускать бесплатно, а на вакантные должности он намерен принимать только демобилизованных.

После продолжительных аплодисментов стали выступать другие ораторы; последним поднялся член муниципального совета Роберт Ренфри, уже нетвердо державшийся на ногах.

Выражения мистера Ренфри были грубоваты и не совсем подходили к случаю. Он с трудом ворочал языком, пропускал гласные и согласные, и временами речь его становилась совсем невнятной из-за изрядного количества виски, поглощенного им в течение дня, и торчавшей в углу рта сигары. Слушатели поняли только, что, по его мнению, все кавалеры Креста Виктории, конечно, герои, будь они прокляты, но «тут есть человек, который заслуживает этой награды, но почему-то не имеет ее, и этот человек — Джон Уэст».