Власть без славы

Уж не сошла ли она с ума? Он мягко посоветовал ей пойти к невропатологу. «Ты хочешь сказать — к психиатру, — закричала она. — Скотина! Ты хочешь отделаться от меня и уйти к своей красотке! Хочешь упрятать меня в сумасшедший дом!»

С тех пор он был особенно ласков с ней, но она не успокаивалась. Может быть, он и не прав, но ему кажется, что она восстанавливает против него сыновей.

Временами его мучила мысль, что до такого состояния Марту довели его отношения с Гарриет. Но разве он мог не любить Гарриет? Разве его любовь к ней не единственное светлое и чистое, что было в его жизни? И порой он думал, что давно следовало бы расстаться с Мартой и уйти к Гарриет. Пожалуй, так было бы лучше для всех.

Как бескорыстно любит его Гарриет! Когда он сказал ей, что они больше не должны любить друг друга, что они могут быть только друзьями, на глаза ее навернулись слезы, но она тотчас же взяла себя в руки и заставила себя улыбнуться.

С тех пор прошло уже четыре года, и они больше не заговаривали об этом. Они часто встречались на собраниях и митингах, и каждый раз в предвыборную кампанию Гарриет неутомимо помогала ему, и, как ни странно, они еще больше привязались друг к другу. Он объяснял это тем, что к их отношениям не примешивалась более физическая страсть.

За время болезни он не виделся с нею. Но, вернувшись после выздоровления в парламент, он нашел несколько писем от нее. Он ответил ей и назначил свидание в Мельбурне, в их любимом китайском ресторане.

Они встретились у входа. В сорок пять лет Гарриет все еще была изящна и привлекательна. Увидев, как он идет, прихрамывая, тяжело опираясь на трость, она подбежала к нему и воскликнула: — Ох, Фрэнк, я вижу, ты был очень болен. Дай я помогу тебе. Ты так осунулся. За тобой плохо смотрят.

— Ничего, я чувствую себя не так плохо, — ответил он. — Марта очень заботится обо мне, а иногда приходит сиделка. У меня ведь артрит, и я старею. Поседел весь, — он приподнял шляпу. — К вашему сведению, сударыня, мне уже пятьдесят семь лет.

После этой встречи он виделся с ней только на собраниях и во время последней предвыборной кампании, и все же он знал, что она сдержит свое слово — никогда не выйдет замуж, никого не полюбит, кроме него. Она жила с родителями и служила в какой-то конторе. Все свободное время она отдавала работе в лейбористской организации его избирательного округа и благотворительной деятельности в больничных и других комиссиях. Он всегда чувствовал, что она где-то рядом, что он дорог ей, — и знал, что она понимает это.

После поездки в Новую Гвинею здоровье его заметно поправилось. О болезни напоминали лишь распухшие суставы, которые ныли при перемене погоды. Он мог свободно двигаться и сохранил былую живость ума.

Но сейчас все личные дела надо отодвинуть на задний план. Ему предстоит борьба, и впервые за много лет у него есть желание бороться.

Бар начал заполняться корреспондентами и членами лейбористской фракции. Эштон переходил от группы к группе, заговаривая то с одним, то с другим, стараясь прощупать настроение. Многие уклонялись от прямого ответа, поспешно меняли тему разговора и отходили к стойке. Люди, всего несколько дней назад обещавшие поддержать его, теперь отмалчивались. Что-то неладно! Он заметил, как вошел Тед Тэргуд, но быстро повернул обратно.

Когда собрание началось, Эштон попросил слова. Атмосфера была напряженная, как будто здесь собрались враги, а не члены одной партии.

Чтобы добиться победы, он призвал на помощь все свое красноречие. Временами ему казалось, что большинство на его стороне.

— Пока мы здесь совещаемся, почти четыреста тысяч австралийских рабочих бродят в поисках работы. С каждым днем положение рабочих ухудшается. Тем, кто работает, урезают заработок. В стране царят нищета и отчаяние. Рабочие поставили нас у власти, чтобы мы избавили их от бедствий. Неужели мы предадим их?

Так он начал и говорил долго, пламенно, страстно. Одни слушали его внимательно, другие беспокойно двигались на своих местах, словно им было не по себе.

— Политика лейбористов безрассудна, — убеждал Фрэнк Эштон. — Одних таможенных рогаток мало. Не прошло и нескольких недель, и миф о спасительности новых тарифов рассеялся как дым.

— Наша цель — социализация, а мы стыдимся ее. Наша программа требует национализировать банки, вырвать из рук капиталистов власть над финансами страны, организовать кредит и вывести Австралию из нынешнего страшного кризиса. Враждебный нам сенат, отстаивая интересы крупного капитала, будет отвергать все наши важнейшие законопроекты. Сломим же власть капитала в сенате! Назначим новые выборы, и народ даст нам большинство в обеих палатах. Мы победим! Наша победа на выборах в штате Виктория в прошлом месяце ясно показала, что рабочие по-прежнему идут за нами.