Власть без славы

Но кошмар продолжается: Джона схватили, и он, вырываясь, слышал голос, считающий удары: «Тридцать девять, сорок, сорок один…» А другой голос сказал: «Когда он получит свои пятьдесят, мы и тебе дадим столько же. Какой ты миллионер? Ты всего-навсего хулиган из Керрингбуша, и к тому же трус! Сейчас получишь пятьдесят ударов!»

Его потащили к столбу, и он увидел свою мать и Джо; они плакали, а голос считал: «Сорок семь, сорок восемь, сорок девять…»

Тут Джон Уэст закричал и проснулся; он был весь в поту и дрожал как в лихорадке, волосы на голове встали дыбом.

Тусклый рассвет вползал в камеру. Джон быстро пришел в себя. Дурной сон словно освободил его от всех страхов и угрызений совести. Он стал думать о том, что ему предстояло сделать. Прежде всего но должен сохранить спокойствие, должен составить план действий. Как-нибудь он отвертится от обвинения, а потом превратит свой тотализатор в неприступную крепость. Разработкой этого плана он и был занят, когда пришли Джо и Ренфри и внесли за него залог.

Вечером он отправился в маленький домик, где теперь жил Барни Робинсон с молодой женой.

Он застал Барни, Джо, Пэдди Каммина и Ренфри в опрятной, но бедно обставленной комнате.

— Не нравится мне это дело, — заговорил Джо, — уж больно риску много. По-моему, лучше нам вернуться к букмекерству.

Джон Уэст промолчал.

— Не знаю, — сказал Ренфри, поправляя очки. — Мы подкупили здешних ищеек; почему бы нам не подкупить и столичных? Говорят, все продаются, разница только в цене. — Он искоса поглядел на своего патрона, стараясь прочесть его мысли, но лицо Джона Уэста словно окаменело.

— Кто их знает? Может, они там, в Мельбурне, не такие сговорчивые, — вмешался Барни. — Если даже Джек выкрутится из этого дела, дальше-то что? Как мы от них убережемся? Разве что караулить день и ночь. И не миновать драки с полицией. И Боров, и Дик, и этот новый, одноглазый, как его… ходят с оружием. Все может случиться, так и до беды недалеко.

— Верно ты говоришь, Барни, — поддержал его Джо. — Пусть сейчас Джека не посадят — все равно: рано или поздно мы все кончим тюрьмой, если не прикроем тотошку. Джек нажил большие деньги; пора ему завести свое дело.

Внезапно Джон Уэст наклонился вперед.

— Завести свое дело? — крикнул он. — Я уже завел свое дело, и никакие ищейки и шпики из Мельбурна не заставят меня бросить его! Ты и Барни всегда были кисляями. Если вы трусите, убирайтесь вон! Катитесь ко всем чертям!

Барни молча изучал свои башмаки и теребил усы. Джо сказал примирительно:

— Нечего лезть в бутылку.

Пэдди Каммин, уже сообразивший, куда клонится разговор, подхватил последние слова Ренфри.

— Да, — веско заявил он, — купить можно любого, а адвоката и подавно. Там видно будет, что мы сделаем после суда, пока что надо пораскинуть умом, как нам отвертеться от тюрьмы. Мой брат работает у Дэвида Гарсайда, а это самый замечательный адвокат на свете. Не кого-нибудь, а самого Неда Келли защищал, вот он какой!

Джон Уэст с живостью повернулся к Пэдди.

— Дэвид Гарсайд? Ты думаешь, он захочет защищать нас? Он бы сумел, конечно. А наши здешние адвокаты никуда не годятся.

После некоторого раздумья Пэдди ответил:

— Да он кого хочешь будет защищать, лишь бы заплатили побольше. У меня-то денег нет, но я поговорю с братом. Ты его не знаешь, Джек, хоть он тебе и родня. Хороший парень, образованный и все такое.

От мысли, что такой могущественный человек, как адвокат Гарсайд, может взять на себя его защиту, Джон Уэст заметно смягчился.

— Я человек слова, Пэдди, — торжественно заявил он. — У тебя будет хороший защитник, а если тебя посадят в тюрьму, я буду три месяца платить тебе по пятьдесят фунтов, а потом и по сто.

Великодушное обещание патрона привело Пэдди в восторг; он быстро-быстро закивал головой и залился радостным смехом.

— Завтра же пойду к Гарсайду, — сказал Джон Уэст. — Мы выиграем это дело, а потом покажем столичным ищейкам, что и мы кое-что умеем. А вы, — продолжал он, глядя на Джо и Барни, — решайтесь на что-нибудь. Если трусите — так и скажите!

— Я тебя не брошу, Джек, ты и сам это знаешь. Разве только станет уж очень опасно. Я беспокоюсь за мать. Что она скажет?

Джон Уэст помолчал, потом ответил негромко:

— О матери я уж сам позабочусь. Ну, а ты, Барни?

Барни украдкой оглянулся на дверь и, понизив голос, ответил:

— Там видно будет, Джек. Пока что я, как всегда, буду собирать ставки на фабрике, а в субботу вечером работать в лавке.

Вошла Флорри, жена Робинсона, с чаем и булочками. Барни очень церемонно, явно гордясь своей подругой жизни, представил ее гостям. Это была крепкая, миловидная женщина, с тяжелым узлом пепельных волос на затылке. Она довольно приветливо поздоровалась со всеми, однако Джон Уэст прочел в ее взгляде холодность и недоверие.

Поставив перед каждым из гостей чашку чая с булочкой, Флорри села на диван рядом с Барни.

— Слушай, милый, — сказала она, — ты же уверял меня, что больше не работаешь в тотализаторе. Я слышала, что вы здесь говорили. Вы так кричали, что я не могла не слышать. — Она говорила без злобы, но с явной обидой в голосе.