Об этом первом заседании суда газеты напечатали пространные отчеты, однако о дальнейшем ходе процесса печать стыдливо молчала и к концу его ограничилась кратким сообщением об исходе дела. Репортеры из отделов судебной хроники многих фактов не знали, а если и знали, предпочли держать их про себя, так как Джон Уэст, по совету Дэвида Гарсайда, воздействовал на них и убедил не вдаваться в подробности.
Пропавший свидетель так и не нашелся. Его коллеге преподали наглядный урок, доказав тем самым, что в Керрингбуше, несомненно, знают, что делать с доносчиками. Боров, Дик и Ренфри, выбрав для расправы место за мельбурнским кладбищем, сперва сломали ему руку, а потом избили до бесчувствия.
Дело несколько раз откладывалось, причем судья проявлял подозрительное равнодушие к причинам, которые помешали свидетелям обвинения явиться на суд. Наконец после долгих проволочек дело против Джона Уэста было прекращено. Немного спустя высшая судебная инстанция оправдала и Пэдди Каммина.
— Ура Джеку Уэсту! Ура! Ура!
— Да здравствует Джон Уэст! Ура!
Приветственные крики неслись из повозок, проезжавших мимо лавки Каммина: рабочие с женами и детьми отправлялись за город на спортивный праздник. Угощение, а также призы были пожертвованы Джоном Уэстом. Он не жалел денег на такие развлечения и даже устраивал поездки в горы, за двадцать миль от Керрингбуша, Для сбора ягод. Среди рабочих, сидевших в повозках, было много завсегдатаев тотализатора. Джон Уэст приобрел славу щедрого человека не только среди своих клиентов, но и среди тысяч других жителей Керрингбуша, и даже за пределами его.
Сейчас он стоял на пороге лавки, скрестив руки на груди, широко расставив ноги; на нем был дорогой серый костюм и неизменный черный котелок. В ответ на приветствия он весело махал рукой, глядя, как повозки катят дальше по Джексон-стрит.
Был теплый солнечный день; Джон Уэст чувствовал себя как нельзя лучше. После почти целого десятилетия нужды и отчаяния времена стали меняться к лучшему. Безработица уменьшилась, а чем больше было денег у рабочих, тем больше доходов получал Джон Уэст. Его состояние равнялось уже пятидесяти тысячам фунтов, считая наличный капитал, движимое и недвижимое имущество. Этим стремительным обогащением он прежде всего был обязан Дэвиду Гарсайду. Это он объяснил Джону Уэсту, что капитал, положенный в банк, расти не будет; для этого нужно заставить других работать на себя, — иными словами, вложить деньги в какое-нибудь дело. Джон Уэст, вопреки всем заверениям адвоката, боялся покупать акции; он хотел поместить свои деньги во что-нибудь вещественное, осязаемое, что принадлежало бы только ему. Поэтому он приобрел жилые дома — десятки домишек, главным образом в Керрингбуше. Платил он за них по пятьдесят фунтов, а теперь цена на них уже удвоилась, так как спекуляция земельными участками понемногу оживала. Кроме того, он вложил довольно крупные суммы в небольшие торговые предприятия. Если какой-нибудь оборотистый житель Керрингбуша хотел «открыть свое дело», он мог быть уверен, что Джон Уэст отнесется к нему весьма благосклонно и «выложит деньги», выговорив себе «всего-навсего» пятьдесят один процент с будущих доходов. Он даже купил две гостиницы — одну в Мельбурне, другую в Керрингбуше; дела в этих гостиницах шли хорошо, и, помимо своего основного назначения, они служили Джону Уэсту отделениями тотализатора. Десятки парикмахеров в Керрингбуше и вне его работали в качестве агентов Джона Уэста на комиссионных началах.
Джону Уэсту нравилось, что рабочие кричат ему «ура». Он гордился своей популярностью. Его тотализатор пользовался доброй славой: Джек Уэст не обманет, слово держать умеет и всегда выручит из беды. Не последнюю роль в его популярности играли щедрые пожертвования на спортивные клубы и благотворительные учреждения.
Когда повозки скрылись из глаз, он дошел до перекрестка и, обогнув каретную мастерскую, направился к черному ходу своей лавки. На углу переулка и перед воротами толпился народ. Джон Уэст весело поздоровался с завсегдатаями лавки. Группы людей, оживленно разговаривая, стояли по всему кварталу. Оборот тотализатора за последнее время увеличился во много раз; игроки приезжали из соседних пригородов и даже из Мельбурна. Трамваи по Джексон-стрит шли переполненные, в особенности по субботам.
Двор, в который вошел Джон Уэст, мало походил на старый двор лавки Каммина. Теперь клиенты входили через спускную дверь, вделанную в крепкий деревянный забор; по верху забора в три ряда была натянута колючая проволока. Над дверью виднелась надпись «Склад дров и угля», а за дверью были сложены штабеля дров и кучами насыпан уголь.