Власть без славы

Нелли Моран тоже волновалась, ожидая прихода Джона Уэста. Теперь она жила с матерью на той же Джексон-стрит, но подальше от лавки Каммина, в двух комнатках при магазине дамского платья. Она сидела у камелька в скромной, но уютной кухне и шила. Как только мать ушла из дому, Нелли принарядилась: высоко взбила волосы, воткнула в прическу два затейливых гребня и надела платье с узким лифом, соблазнительно обтягивавшим ее полный бюст.

Сердце у нее сильно билось, щеки горели. Сегодня он придет и она будет наедине с ним, с мужчиной, у которого такие загадочные глаза, как будто из-за них на тебя глядит другая пара глаз, и потому так трудно выдержать его взгляд или прочесть его мысли. Почему ее влечет к Джону Уэсту, вопреки предостережениям матери и собственным тайным страхам? Любовь ли это? Или взгляд его обладает такой силой, что вынуждает ее волей-неволей отвечать на его молчаливое ухаживание? А почему бы ей и не полюбить его? Он недурен собой, отлично одевается, богат. И сложен неплохо — стройный и крепкий. Отчего же какой-то внутренний голос удерживает ее? Отчего ее мать деликатно, но решительно отваживает его?

Джон Уэст и привлекал и отталкивал Нелли. Временами ей казалось, что он именно тот возлюбленный, о котором она всегда мечтала; а иногда он ей внушал какой-то смутный страх. И предстоящее свидание пугало ее. Конечно, она поступила дурно, скрыв от матери, что сегодня вечером придет Джон Уэст.

Она чувствовала, что за его робостью таится непреодолимая сила. Сегодня он скажет ей о своей любви! И не так, как говорил его единственный предшественник, желания которого ограничивались братским поцелуем на прощание.

Нелли ждала, обуреваемая то радостью, то страхом и сомнениями. Когда щелкнула калитка, сердце у нее замерло. Послышались шаги, затем уверенный стук. Нелли открыла дверь.

— Добрый вечер, мистер Уэст, — пролепетала она.

— Добрый вечер, — ответил он, снимая котелок.

Она посторонилась, и Джон вошел в комнату.

— Садитесь, пожалуйста, — еле слышно проговорила она.

Он положил шляпу на стол и сел, не спуская с нее глаз.

Потом вынул кошелек, достал соверен и сказал:

— Вот плата за помещение.

Нелли взяла монету, положила ее на полку, потом села напротив него у камина. Она принялась было за шитье, но руки у нее так дрожали, что она больно укололась.

— Ой, — невольно вскрикнула она, разглядывая палец, на котором показалась капля крови.

Джон Уэст проворно пододвинулся к ней, держа в руках белоснежный носовой платок.

— Позвольте мне… — сказал он.

Он взял ее за руку и стал прижимать платок к крошечной ранке. Искушение оказалось слишком сильным; он вмиг поборол остаток робости и, уронив платок на пол, схватил Нелли за плечи и поцеловал прямо в губы.

Она пыталась вырваться. Но сердце у нее колотилось, дыхание перехватило, и она невольно поддалась его порыву.

Наконец она отстранила его и поднялась со стула.

— Нет, нет, мистер Уэст, мы…

— Для вас я не мистер Уэст. Зовите меня Джон. Нелли, я люблю вас.

Он снова сжал ее в объятиях, ища губами ее губ. Сначала она отворачивалась, потом вся обмякла и перестала сопротивляться. Он целовал ее щеки, глаза, шею. Долго сдерживаемая страсть ударила ему в голову, и он осмелел.

— Нет, нет, Джон! — сказала она, выпрямляясь.

Он опять прильнул к ее губам, и она, в самозабвении, отвечала на его поцелуи. Им овладело всепоглощающее чувство любви, страсти, могущества и силы.

— Не надо, Джон, — прошептала она, когда он наконец выпустил ее из своих объятий.

Он взял ее лицо в свои ладони и сказал, глядя на ее пылающие щеки, на влажные глаза и красные губы:

— Нелли, я люблю вас. Я куплю вам драгоценности и нарядные платья, большой красивый дом, верховых лошадей. И вы меня любите. Вы будете моей женой!

— Ах, Джон. Кажется, я люблю вас. Милый, если это не любовь, то что же?

Он снова обнял ее.

— Это и есть любовь, дорогая, — сказал он, жадно целуя ее. Но она решительно остановила его.

— Джон, прошу вас. Так нельзя. Все в свое время. А так — нехорошо.

Он овладел собой. Цель достигнута. Он покорно сел и сказал:

— Простите.

Она поправила сбившуюся прическу.

— Давайте чай пить, — сказала она, передвигая чайник поближе к огню.

— Ну что же, выпьем чаю, — согласился он. — Я подожду возвращения миссис Моран и испрошу у нее согласие на нашу помолвку.

Нелли не ответила. Она вся дрожала, голова у нее кружилась. На душе было тревожно и смутно.

* * *

В шикарной новой коляске Джона Уэста, катившей по Джексон-стрит через несколько дней после его объяснения с Нелли, сидели трое. Джон правил; миссис Уэст плакала, прижавшись в угол, а между ними сидел человек неопределенного возраста, одетый во все новое и добротное, но как будто с чужого плеча. У него были моржовые седые усы, сутулые плечи, а голова опущена так низко, что поля черной шляпы скрывали глаза. Двенадцать лет прошло с тех пор, как его увели в тюрьму. Там он получил пятьдесят ударов плетью. Человек этот был не кто иной, как Артур Уэст; он отбыл срок заключения, и брат вместе с матерью везли его домой.

Миссис Уэст взяла Артура за руку и ласково сказала: