Власть без славы

Я утешала себя тем, что решения Совета нельзя было избежать, что каждый, если бы только захотел, мог бы спасти свою жизнь, приняв католичество. Всем было обещано помилование. Но почему-то большинство еретиков предпочло мученическую смерть. Приговоры множились, костры полыхали по всей стране…

И вот настал поистине черный день, когда на казнь повели епископа Лондонского Николаса Ридли и епископа Уорчестерского Хью Латимера. Их судили и приговорили к смерти в Оксфорде.

Они шли на смерть вместе. Оба – достойнейшие люди, введенные в заблуждение. И так умереть!

Их провожала огромная толпа, казалось, онемевшая от ужаса. Латимер был уже очень стар и едва передвигал ноги. На нем была грубошерстная ряса, подпоясанная простым ремнем, на шее на веревочке висели очки и Евангелие.

Николас Ридли был моложе его на пятнадцать лет. Очень красивый, он шел с гордо поднятой головой. Казалось, и он, и Латимер видели перед собой не орудия казни, а Небеса, куда стремились их души.

Когда их приковали к столбам и под ногами Ридли уже загорелся хворост, Латимер повернул к нему голову и громко сказал:

– Не унывайте, господин Ридли! Сегодня, по милости Божией, мы зажжем в Англии такую свечу, которую не смогут погасить.

Велика сила слова. Многие запомнили сказанное Латимером. И, вдохновленные мужественной смертью двух епископов, все новые мученики бесстрашно шли на казнь.

Латимер, старый и больной, умер почти мгновенно. Молодой Ридли испытал страшные муки, прежде чем отойти к Господу.

Теперь и они стали моим неотступным кошмаром.

* * *

Единственным утешением были долгие беседы с Реджинальдом. Он приложил немало усилий, чтобы Англия помирилась с Римом. Я надеялась, что в недалеком будущем он станет архиепископом Кентерберийским, так как Кранмер сидел в тюрьме. Ему как нельзя лучше подходил этот пост, и тогда бы под его руководством дела церкви пошли гораздо лучше, чем сейчас, когда ими распоряжалось правительство.

Во время наших бесед я нередко уносилась мыслями в прошлое, раздумывая над тем, как сложилась бы моя жизнь, если бы я вышла замуж за Реджинальда, о чем мечтали наши матери.

При всей своей мягкости и доброте, Реджинальд стал другим – сердце его не могло смириться с трагедией семьи, погубленной моим отцом, обуреваемым страстью к Анне Болейн. Это круто изменило всю его жизнь, да и мою – тоже.

Как я и предполагала, казнь Ридли и Латимера не могла остаться без последствий. Народ роптал.

Меня одолела глубокая меланхолия. Жизнь потеряла всякий смысл. Если бы Филип был рядом! Но он не скоро приедет – подсказывало мне сердце. Одинокая, покинутая, без ребенка, которого выдумала… Почему Бог оставил меня? За что мне благодарить Его, если Он все у меня отнял?.. Я старалась отогнать эти богохульные помыслы. Надо смириться, приказывала я себе, принять безропотно свою судьбу, как учила меня мать, – идти, не сворачивая, по избранному пути.

Не проходило месяца, чтобы кого-то не обвинили в измене, не раскрыли новый заговор. Я успела к этому привыкнуть. Но последний случай был действительно серьезный – в заговоре, как оказалось, участвовал король Франции!

Хорошо еще, что один из заговорщиков, поняв всю безнадежность этой рискованной авантюры, пришел к Реджинальду и во всем сознался.

Звали этого раскаявшегося заговорщика Томас Вайт. Его роль сводилась к ограблению казны на сумму в 50 000 фунтов стерлингов.

Сначала Реджинальд не поверил – уж слишком фантастичной показалась ему идея ограбления. Но Вайт подробно рассказал, как собирался это осуществить. У него была знакомая – жена одного из кассиров казны. Она пообещала, что выкрадет у мужа ключи, сделает с них копию и передаст Вайту.

Ограбление и измена – разные вещи. Однако выяснилось, что планируемая кража из казны была всего лишь прелюдией к более масштабной операции. Деньги нужны были сэру Генри Дадли для того, чтобы собрать во Франции армию наемников и высадиться на южном побережье Англии.

Этот Дадли был троюродным или четвероюродным братом Нортумберленда, посадившего на трон Джейн Грей. Вообще, все семейство Дадли не вызывало доверия, поэтому когда возникло подозрение против сэра Генри, не я одна встревожилась.

Как же мне не хватало Филипа! Судя по всему, заговорщики метили высоко, а мне не на кого было опереться. По опыту прошлых лет я знала, что меня не подведут верные друзья Рочестер и Джернингэм, и попросила их самих выбрать себе верных помощников для расследования этого сложного дела.

Выяснилось, что посол Франции де Ноайль был прекрасно обо всем осведомлен и регулярно посылал депеши своему королю, на чью помощь заговорщики очень рассчитывали. Одним из руководителей заговора был Джон Трокмортон, родственник Николаса, который в свое время подослал ко мне ювелира, чтобы предупредить о смерти Эдуарда. Таким образом, Николас тоже попадал под подозрение.

Поражал не только размах операции, но и то, что в ней участвовала Франция. В наших руках оказался тщательно продуманный план высадки наемников и схема захвата лондонского Тауэра.

Я чувствовала себя совершенно разбитой. Куда девались моя решимость и стойкость?!