Власть без славы

Через несколько минут перед нами уже лежали подшивки старых газет с материалами по случаю смерти Сталина, с речами, произнесенными по этому поводу Хрущевым, Берией, Маленковым, другими «наследниками» генералиссимуса. Тут же появилась биография Брежнева, приветствие ему по случаю 70-летия ЦК КПСС, Совета Министров СССР, Президиума Верховного Совета СССР. Я еле удержал смех — не к месту и не ко времени. Просто вспомнил, как сочинял это приветствие, как меня закрыли в громадном кабинете № 300 на третьем этаже первого подъезда, М. В. Зимянин забирал у меня рукописные листочки и в таком виде носил их Суслову. Оттуда возвращались либо одобрение, либо руководящие указания, и я продолжал работать. Через день мое сочинение было перепечатано неведомой машинисткой и «спущено» в отдел пропаганды для «некоторой доработки». Ее задачей было «масштабнее показать творческий вклад Леонида Ильича в развитие теории марксизма-ленинизма». Упомянутый выше Г. Л. Смирнов вызвал меня и под страшным секретом вручил проект приветствия. Сформулировав, что надо сделать, предупредил: «Показывать только мне», и велел: «Закрыться — и чтоб никто…» Я быстро сделал три или четыре варианта «вклада», но, видимо, даже бумага не все терпит — Смирнов браковал один вариант за другим. Тогда, вспылив, я сказал ему, что «вклада» вообще никакого нет, что это ни в какие ворота — приписывать человеку то, о чем он и знать-то не знает, ставить его в неловкое положение. Мой начальник страшно испугался — теперь-то мы все знаем, как опасны речи в больших кабинетах, — заорал на меня чуть ли не матерно:

— Дай сюда! Ни хрена не понимаешь серьезных вещей! Я сам сделаю!

Абзац «о творческом вкладе в развитие» занял в приветствии почетное место.

Теперь нам предстояло переписывать это в посмертные тексты. Никто не знал, с чего полагалось начинать. Наконец Косолапов придумал первую фразу, и дальше уж работали быстро. Фалин, помню, предложил пригласить к нам одного из помощников покойного генсека, на что Зимянин, заходивший в кабинет буквально каждые полчаса, ответил малопонятным:

— Этим не я здесь распоряжаюсь…

Обращение сначала получилось большим, затем что-то из него исчезло. Написанные нами страницы тут же перепечатывались, ксерокопировались, исчезали. Потом поступали безымянные указания — убрать то, приглушить это. Мы понимали: идет заседание Политбюро, решаются вопросы передачи и перераспределения власти, созывается пленум, члены ЦК КПСС уже летят в Москву. Ни у кого не было сомнений в избрании Генеральным секретарем Ю. В. Андропова, но и коварство Политбюро мы тоже знали.

Около десяти вечера мы закончили работу и снова перешли в кабинет Капитонова. Нам принесли ужин — густую овсяную кашу, мы съели ее прямо за полированным столом заседаний, весь день жили одним чаем. Сочиненные тексты где-то обсуждались и утверждались. Примерно через полчаса раздался звонок по внутренней связи. «Да, Юрий Владимирович», — ответил Капитонов. Немного послушал, положил трубку. По его лицу мы поняли, что работа принята. Он заставил нас всех расписаться на втором экземпляре и отпустил по домам. Начиналось что-то новое, и, как всегда, пробуждались надежды.

Через пару дней после похорон мы свернули работу над статьей к юбилею Маркса и тихо разъехались.

А через неделю после того как Андропов был избран Генеральным секретарем ЦК КПСС, М. В. Зимянин передал нам его слова:

— Работа, которая начата, должна быть завершена.

От себя он добавил:

— Смена генсека не отменяет юбилей Маркса.

Снова нам пришлось вникать в эту чертову статью. Но теперь ситуация изменилась. Теперь статья приобретала значение программной, должна была стать своего рода манифестом Андропова, его инаугурационным заявлением. К нам немедленно «десантировались» его помощники. Стиль «чего придумаете» сменился стилем «проанализируем, что у нас происходит».

Недавно я где-то прочел, что эта статья эклектична и неглубока. История ее написания, надеюсь, объясняет определенную обоснованность таких оценок, хотя появились они не раньше чем через 10 лет после ее публикации, а в тот момент подобных суждений что-то не было слышно. Может быть, круче всех оценивали статью мы сами, но нельзя отвлечься от того, что именно в ней впервые была предпринята попытка соотнести Марксовы прогнозы «с живой историей социализма». Конечно, в ней все еще содержался «джентльменский набор» ритуальных заклинаний, но в эти заклинания удалось упаковать и новую трактовку распределительных отношений, и рассуждения о бесплодности любой идеи, если она отделяется от интереса, и оценку наших решений как необязательных — сегодня принимаем, завтра забываем, и даже теневое перераспределение. То есть прошло многое из того, о чем еще полгода назад нельзя было говорить вслух.