— Не позволю. Со своей болью справлюсь сам…
— Элизар тоже так говорил…
Рэми не выдержал. Когда он очнулся, он сидел на Араме, сжимал пальцами тонкую шею юноши-виссавийца и смотрел, как из почти черных глаз уходит жизнь.
— О боги… — спохватился Рэми, отпуская виссавийца. — Вы живы?
— Не беспокойтесь, наследник, жив, — в глазах Арама было столько… поклонения, восхищения, радости, что Рэми вздрогнул.
Этого придурка только что чуть не убили! Чему он радуется, о боги?
— Вы совсем дурак, Арам, если лезете под руку разгневанному магу. Да еще и сравниваете меня с сошедшим с ума Элизаром.
Неужели вам жить расхотелось?
— Простите, наследник, я действительно был неосторожен, — сразу же начал оправдываться Арам.
У Рэми незамедлительно начала болеть голова. Он не понимал этого нового, преобразившегося Арама. Не понимал, куда делась торжественная, так импонирующая Рэми гордость виссавийца, и откуда появилась эта услужливая, раздражающая покорность?
— Никогда не стану вождем Виссавии, — устало сказал Рэми, поднимаясь. — Не понимаю вас…
— Если Виссавия вас слушает… — также смиренно ответил Арам, — то это уже неминуемо.
— Уходи, — прошептал Рэми. — Приказываю тебе, Арам, уходи!
Убирайся! Пока я не навредил тебе! Уходи… прошу! Если я убью тебя, то буду об этом жалеть…
— Мы продолжим разговор, наследник, когда вы придете в себя, — покорился Арам.
Они столь послушны, усмехнулся Рэми. Они столь милы… ластятся как змеи, чтобы укусить в самый неожиданный момент. Все они…
Небо расчистилось, откуда-то вновь появился спрятавшийся на время Рык, ласкаясь к ладоням хозяина. Рэми не мог сидеть на месте: остатки гнева гнали его вперед. Он долго брел по лесу, не зная, куда идет и зачем, пока густая чаща не расступилась и не появилась позолоченная солнечным светом полоска реки. Стало жарко. Барс шумно дышал, открыв пасть и высунув язык, порхали над растущей у самой кромки воды купальницей бабочки капустницы, тихо шептал неподалеку камыш.
Рэми устало опустился на сочную, напоенную близостью влаги, прибрежную траву, так и не решив, что ему делать дальше.
Вернуться к Миранису? Он не мог. Остаться в Виссавии? И этого он мог. Он просто хотел побыть один и подумать. Дать себе успокоиться.
— Вот ты где, — сказал кто-то за спиной, и Рэми мгновенно напрягся:
— Отойди! Отойди, пока я сам тебя не убил.
— Так на меня обижен, что сам мечтаешь умереть… — принц подошел и положил руку на плечо друга. — Рэми, давай поговорим.
— Мне кажется, нам не о чем говорить. И так все понятно…
— Проклятый упрямец, — сказал Мир, усевшись рядом. Барс, с такой нелюбовью относившийся к чужакам, сразу же взобрался Миранису на колени и лизнул его в щеку.
— Надо же… где ты взял такое чудо? — засмеялся Миранис, лохмача шерсть урчащего животного.
— Лерин подарил… — хмуро ответил Рэми.
Он не хотел разговаривать с Миранисом, но того обжигающего гнева, как некоторое время назад, уже не испытывал. Рэми был опустошен и устал. Он просто не хотел думать: ни о Мире, ни о Лие, ни о чем еще либо.
— Я даю тебе слово, Рэми, — начал Миранис, — что Лия для меня не просто очередное увлечение. Если было бы так, я бы никогда не прикоснулся к твоей сестре. Лия для меня нечто большее, и, когда мы вернемся в Кассию, она станет моей женой.
Рэми сглотнул, потом посмотрел на все так же улыбающегося Рыку принца и вдруг сказал:
— Я люблю Лию, но Кассию я тоже люблю. Я не хочу, чтобы наследный принц брал мою сестру в жены только потому…
— Что боится целителя судеб? — развеял его сомнения Мир.
Рэми промолчал. К чему слова? И так все понятно.
Рык вдруг навострил уши, уловил какой-то шорох к камышах и, спрыгнув с колен Мира, белой молнией исчез в прибрежных кустах черемухи. Мир обнял руками колени, положив на них подбородок, посмотрел на реку, на темнеющий на другой стороне еловый лес.
— Красиво здесь, правда? — сказал вдруг он. — Спокойно.
Впервые за долгое время, несмотря на все, что произошло, я смог нормально подумать. Здесь, как в храме, душа отдыхает… Здесь можно ничего не опасаться.
— Я опасаюсь… — вдруг прервал его Рэми, — я не хочу становится наследником вождя, и у меня есть на то причины. И я боюсь, что тебе не нужен. Боюсь, что тебе в тягость. После того, как я стал этим…
— Ты исцелил вождя. И ты не стал вновь целителем, узнав о моей связи с Лией, чего же ты боишься, Рэми? Я люблю твою сестру, понимаешь? Впервые в жизни я люблю… и впервые в жизни я понимаю твои чувства по отношению к Аланне. Раньше — не понимал. Потому ты можешь… встречаться с моей сестрой, когда этого сам захочешь. Ты должен это делать. Я не хочу, чтобы ты терял время… из-за каких-то глупостей.
— Мораль ты называешь глупостью? Может, именно она не позволяет нам этих глупостей совершать?
— Может, любовь дарят боги?
— Или ею испытывают.
— Раньше из нас двоих я был более циничным, — тихо и тепло засмеялся Миранис. — Ты больше не злишься?
— Я не могу на тебя злиться, не имею права. Ты — мой принц…
— А ты — мой брат, — усмехнулся Миранис. — Ты мой глупый, младший братишка, которого я за уши тащил к взрослению. А когда ты вырос, перерос меня, я и сам уже не рад.
— Почему?