Власть и народ

— Где мы будем брать воду? — слышались недовольные голоса. — Ты выбрал, вождь, неудобное место.

— Варвары перебьют нас, лишь только мы сунем нос в их огород…

— Воду будем пить из реки, — спокойно сказал Марий, — но каждый глоток будет вам стоить крови…

— Почему же ты не ведешь нас на неприятеля?

— Прежде необходимо укрепить лагерь, — ответил Марий.

В то время, как легионарии рыли окопы и возводили вал, рабы-обозники, не имея воды для скота, вооружились секирами и копьями и отправились к реке с ведрами в руках. Тевтоны, охранявшие подступы к Цэну, бросились на них. Произошла свалка. На крик тевтонов стали сбегаться вооруженные амброны. Число бойцов быстро увеличивалось, и Марий был уже не в силах удержать своих воинов: пришлось послать подкрепления.

Амброны шли стройными рядами, ровным шагом; ударяя по щитам, они громко кричали: «Мы — амброны» — и вызывали «трусливых баб», как величали римлян, на смертельный бой. Переправившись через реку, они не успели построиться, потому что лигурийцы, именовавшие себя тоже амбронами, обрушились на передние ряды неприятеля и загнали его в реку: люди тонули, гибли, сражаясь в воде, бросались к противоположному берегу. Римляне и лигурийцы преследовали их. Они видели уже неприятельские шатрообразные повозки, обнесенные оградой из кольев, и, уверенные в полной победе, напрягали последние силы, чтобы добежать поскорей до вражеского лагеря, разграбить и зажечь его.

И вдруг заколебались, отшатнулись: повозки ожили — толпы женщин с мечами, секирами, вилами, ножами и палками кинулись на них и с ужасным воем и визгом отбросили, безжалостно истребляя беглецов-изменников и римлян-врагов.

— Горе, горе! — вопили воинственные женщины. — Вы хуже баб! Вы побежали перед римскими трусами, а теперь бежите перед настоящими воинами…

Сражаясь, тевтонки хватались голыми руками за вражеские мечи, резали себе руки, падали, но и раненые, лежа на земле, они не выпускали оружия. Только смерть вышибала из их рук мечи и секиры.

Темная ночь прекратила побоище. Римляне победоносно возвратились в свой лагерь, но он не был укреплен. Они не спали до рассвета, ожидая внезапного нападения: неистовые крики, сопровождаемые воплями и угрозами, будили эхо окрестных гор и высоких речных берегов.

Марий видел, что в открытом бою неприятель непобедим; только хитростью можно было разгромить его. Посоветовавшись с легатами и трибунами, он приказал отвести испытанный в боях легион в засаду, на поросшую кустарником возвышенность в тылу противника.

Построив свои легионы в боевом порядке, а конницу выслав вперед на равнину, Марий ожидал наступления врага. В успехе он не сомневался: ауспиции были благоприятны, а сны, виденные легатами, предвещали победу.

Тевтоны с воем ринулись на приступ.

— Месть, месть! — кричали они. — Бейте волков!

Подпустив их па близкое расстояние, римляне принялись метать копья и камни. Тесно сомкнутые ряды тевтонов дрогнули. Но Тевтобад, скакавший впереди на горячем жеребце, взмахнул мечом:

— Неужели вы испугались своры псов?

И, помчавшись вперед, налетел на передний ряд римских пехотинцев. Конь его топтал воинов, меч сверкал, как молния. Тевтобад видел окровавленные лица, рассеченные черепа, отрубленные руки и головы и, не уставая, рубил еще яростнее: кровь опьяняла. Одичалый конь его, израненный стрелами и копьями, метался.

— Во имя Тира! — крикнул Тевтобад и повернул жеребца к военному трибуну, окруженному тевтонами. — Отдайте мне его!

Воины расступились.

Тевтобад налетел на него и ударил изо всех сил длинным дубовым копьем. Острое, обитое медью, оно легко пробило лорику, как тонкую сосновую доску, и выскочило почти наполовину из спины. Трибун пошатнулся, опрокинулся навзничь: занесенный меч выпал из руки, кровавая пена выступила на губах, и он, захрипев, свалился с лошади — острие вонзилось в мягкую землю. Широко раскрытые глаза трибуна затуманились, руки и ноги вытянулись.

— Вот так удар! — крикнул рослый тевтон, брат Тевтобада, и бросил копье в легата, мчавшегося впереди воинов. Но легионарий ударом бича заставил лошадь легата шарахнуться, и копье пролетело мимо.

Лишив тевтона возможности повторить нападение, легат налетел на него, пытаясь смять лошадью, но тот быстро схватил ее под уздцы. Трибун взмахнул мечом, и рука, удерживавшая лошадь повисла на узде. Тевтон завизжал и рухнул, как подрубленный дуб.

— Ловкий удар, Люций Корнелий! — одобрил Серторий, бросаясь со своим отрядом на помощь Сулле, против которого сам Тевтобад вел своих воинов.

Вождь тевтонов видел единоборство брата с Суллой, и лицо его загорелось жаждой мести. Он крикнул, повернув коня к Сулле:

— Эй, ты, разбойник! Давай сразимся! Не хвались, что убил пешего — убей конного!

— Нет, — отказался Сулла. — Тебя приказано взять живым!..

— Врешь, презренный трус! — расхохотался Тевтобад, стараясь пробиться к Сулле, но римляне уже начали бой, и Тевтобаду пришлось рубиться с напиравшими на него врагами.

Марий дрался в передних рядах: одна лошадь под ним пала, другую тяжело ранили, и теперь он, пеший, рубился наравне с легионариями.