Власть и народ

— Брат, я незлобива, я люблю супруга и воспитываю даже его детей от Фульвии… Я не хвалюсь, но хочу, чтобы напоминание об этом послужило тебе примером снисхождения к слабости близких, примером того, как нужно любить человека, несмотря на его недостатки. Войдя сюда, я спросила тебя, брат мой, нет ли известий от Антония, и ты ответил, что нет. А я знаю, что он женился на египетской царице. Я едва вынесла этот удар и все же простила супруга. Помни, брат, что он один отважился выполнить великое предприятие Юлия Цезаря, он, его друг, а не сын! Не подумай, что я упрекаю тебя, брат! Нет! Но ты можешь помочь ему в этом трудном деле, и он возвратится скорее в Италию… Я понимаю, почему он прельстился царицей: не было у него друзей на Востоке, не было поддержки, не было средств, а казалось бы, триумвиры должны помогать братски друг другу — триумвиры для восстановления республики!..

Октавиан опустил голову. Молчала Октавия. И молчали друзья и поэты.

Октавия привстала, сделала знак рабыням надеть ей сандалии и направилась к двери. На пороге она остановилась.

— Брат, помни, боги карают людей, нарушающих свои обязанности и обязательства.

И опять Октавиан не ответил.

Шаги сестры мягко зашуршали за дверью.

XXIII

Война Октавиана с Секстом Помпеем продолжалась более года с переменным успехом. Лепид, обиженный тем, что Октавиан отдавал ему приказания как подчиненному, завязал тайные сношения с Секстом. Он ненавидел Октавиана и старался делать ему неприятности.

Лициния не покидала Секста. Она посоветовала ему не доверять Менасу и назначить другого вождя. Помпей поручил Панию принять начальствование над частью кораблей, а Менаса отстранил. Оскорбленный вольноотпущенник вновь перебежал к Октавиану.

Разбив Октавиана возле Тавромения, Секст захватил шестьдесят неприятельских кораблей, а остальные обратил в бегство. Октавиан бежал. Однако победа не дала преимуществ Помпею: сухопутные войска противника шаг за шагом занимали Сицилию, Лепид шел к Тиндарису, в котором высаживались легионы Агрппы; а другой военачальник двигался от Тавромения большими переходами. Воспрепятствовать высадке войск было невозможно, и Секст принял отчаянное решение — уничтожить все неприятельские суда. У него было сто восемьдесят кораблей — значительно меньше, чем у врага, но иного выхода не было, и он стал готовиться к битве.

Приказав греку Демохару, начальствовавшему над всеми кораблями, плыть к Навлоху, Помпей вышел на палубу. Ночь была тихая, теплая. Вода шумела под веслами гребцов. Корабли вырисовывались причудливыми тенями. Секст подошел к корме, задумался. Он уверен был, что только чудо могло его спасти. Молиться богам? Да и. есть ли они? А если существуют, то почему допускают столько несправедливостей, помогают палачам, демагогам и злодеям? Отчего льется кровь невинных, а злодеи торжествуют?

В отчаянии сжал голову. Теплые руки охватили его шею, нежная щека прижалась к его щеке. Не оборачиваясь, он обнял женщину за стан и, не глядя на нее, продолжал с горечью высказывать мысли, мучившие его. Лициния слушала, не прерывая, и когда он замолчал, сказала:

— Я давно не верю в существование богов. Когда я была похоронена и умоляла Весту о спасении, не она спасла меня, а Катилина. Он подкупил верховного жреца, который должен был объявить весталкам и народу о спасении меня богиней.

Повернувшись к Лицинии, Секст заглянул ей в глаза:

— У меня меньше кораблей, чем у противника, меньше почти вдвое. Завтра я буду разбит. Я обдумал, что делать дальше.

И он стал говорить о новой борьбе. У него были обширные планы; он хотел поднять всю Азию против триумвиров, заключить союз с парфянами, освободить всех рабов, стать вторым Аристоником.

— О, если бы мне удалось это! Помнишь, я сказал Менасу — нет, когда нужно было сказать — да. Там, у Мизенского мыса, я мог бы избавить Рим от кровопролитий ценой смерти двух палачей!

— Господин мой и супруг! Теперь ты жалеешь об этом?..

Секст смахнул украдкой слезы с ресницы.

— Ты плачешь, Помпей Великий? — горестно вскричала Лициния, бросаясь к его ногам и целуя его руки.

— Я плачу, Лициния, о родине. Я проклинаю богов, допустивших к власти старого Цезаря, Антония и Октавиана! И я проклинаю темноту и несознательность плебса, поверившего подлым демагогам!.. Да, пора на покой, пора… Пойдешь со мной, Лициния?

Она не поняла его вопроса и опросила, куда он ее зовет. И он ответил, обнимая ее:

— Пойдешь ли со мной до конца?

Молча она прижалась к груди мужа и заплакала. А потом шептала слова, точно они могли предотвратить от несчастий отечество, Секста Помпея, его воинов и вое, что было еще ему подвластно:

— Всегда с тобою!