Власть и оппозиции

На XVI съезде ярко проступила линия на «закручивание гаек» по всему «идеологическому фронту». Так, Каганович высказывал возмущение по поводу публикации семи книг «философа-мракобеса» Лосева и особенно «последней книги этого реакционера и черносотенца» «Диалектика мифа» [369] (к этому времени Лосев уже находился в Соловецком лагере). Обвинение Лосева в «откровенно черносотенных монархических высказываниях» было повторено писателем Киршоном. Он же обвинил литературную группировку «Перевал» в том, что она «в ответ на лозунг ликвидации кулачества как класса выдвигает лозунг гуманизма и человеколюбия» [370].

Политический смысл XVI съезда был раскрыт в статье X. Раковского «На съезде и в стране», написанной в июле — августе 1930 года. «Задача XVI съезда,— писал Раковский,— заключалась в том, чтобы своим авторитетом закрепить организованные „достижения“ сталинской фракции, закрепить аппарат над партией, сталинскую группу над аппаратом и самого Сталина, как признанного вождя, который венчает всю аппаратную махину, удобно обосновавшуюся на шее партии… Этот съезд явился одним из важнейших этапов по пути дальнейшей (если это только возможно) бонапартизации партии. От решения политических вопросов устранена уже не только партия, но оно не доверяется уже и тщательно профильтрованному и подобранному съезду. Безоговорочное одобрение задним числом лишённой всякого конкретного содержания генеральной линии не может означать ничего иного, как столь же безоговорочного одобрения наперед любой политики, любого поворота в любую сторону» [371]. Как показал весь последующий опыт развития страны, подобное слепое одобрение общих «линий» («построения коммунизма в 20 лет» при Хрущёве, «совершенствования развитого социализма» при Брежневе, горбачёвской «перестройки» или ельцинского «курса на реформы») выступало социально-психологическим механизмом утверждения авторитарной власти, имеющей тенденцию к перерастанию в тоталитаризм, диктаторские формы правления.

Раковский отмечал, что для будущего историка лучшей иллюстрацией нравов «эпохи реконструкции» станут протоколы XVI съезда. В них запечатлён «достойный символ всего современного режима» — «дикая картина распоясавшихся бюрократов и аппаратчиков, соревнующихся в улюлюканиях и издевательствах над прижатым к стене и сдавшим оружие противником (правыми)… Самое отвратительное здесь в том, что это состязание в гнусностях по отношению к ползающему на брюхе грешнику является ценой, уплачиваемой чиновниками за свое собственное благополучие: за кем нет грешков, кто гарантирован от того, что завтра его не сделают искупительной жертвой в угоду сохранения престижа генеральной линии? Трудно сказать, в ком больше утеряно чувство собственного достоинства,— в тех ли, кто под свист и улюлюкание покорно склонял голову и пропускал мимо ушей оскорбления в надежде на лучшее будущее, или же в тех, кто тоже в надежде на лучшее будущее наносил эти оскорбления, зная наперед, что противник будет отступать. Ещё на XV съезде аппаратчики не могли себе этого позволить. Над XV съездом чувствовалось дыхание истории, чувствовалось, что происходит что-то серьезное, что партия переживает какую-то трагедию. Теперь попытались это же повторить по отношению к правым, но второй раз получился, как это всегда бывает, пошлый фарс» [372]. Коренное отличие между XV и XVI съездами состояло в том, что первый из них подавлял оформленную оппозицию, продолжавшую отстаивать свои взгляды, а второй — оппозицию, отказавшуюся от организационного оформления, уже сломленную и неспособную к какому-либо сопротивлению.

Резолюция съезда увенчала разгром бухаринской группы, указав, что последняя противопоставила генеральной линии партии «откровенно-оппортунистическую линию», которая «ведёт к капитуляции перед кулацко-капиталистическими элементами страны». «Правые уклонисты» были объявлены «объективно агентурой кулачества». Резолюция утверждала, что «оппортунисты всех мастей, особенно правые, применяют новый маневр, выражающийся в формальном признании своих ошибок и в формальном согласии с генеральной линией партии, не подтверждая свое признание работой и борьбой за генеральную линию, что на деле означает только переход от открытой борьбы против партии к скрытой или выжидание более благоприятного момента для возобновления атаки на партию». Требуя «объявить самую беспощадную войну такого рода двурушничеству и обману», резолюция предупреждала, что признающие свои ошибки должны доказать искренность этих признаний «активной защитой генеральной линии партии… Неисполнение этого требования должно влечь за собой самые решительные организационные меры» [373].