Власть и оппозиции

Ограниченность материальных стимулов к труду бюрократия пыталась компенсировать мерами «морального поощрения», учредив несколько орденов, вручавшихся за «ударный труд». Хотя в то время награждение орденами ещё не приняло такие масштабы и формально-бюрократические формы, как в последующие годы, Троцкий весьма скептически оценивал данную новацию, способствующую утверждению тщеславия и помпезности. Он напоминал, что даже в ужасающих условиях гражданской войны Ленин лишь после долгих колебаний согласился на учреждение ордена Красного Знамени, как на временную меру, тогда как на тринадцатом году революции бюрократия ввела «четыре или сколько там орденов» [456].

При всём этом главным методом, используемым бюрократией для форсирования индустриализации, оставался грубый административный нажим на рабочих с целью усиления интенсивности их труда и сокращения текучести рабочей силы. Этот нажим выразился, в частности, в введении непрерывной рабочей недели и трудовых книжек, прикрепляющих рабочих к предприятиям. Рабочему, перешедшему на новый завод, запрещалось платить больше той суммы, которую он получал на прежнем месте (сумма заработка проставлялась в трудовой книжке). Решительно осуждая такого рода меры, Троцкий подчеркивал, что они могут «вызвать в массах реакцию, несравненно более грозную, чем та, которая обнаружилась в конце гражданской войны» [457].

XXV Расправа с беспартийной интеллигенцией

Ощущая нараставшее в стране массовое недовольство, Сталин стремился переключить его на «классовых врагов», объясняя их «происками» провалы и неудачи своей социально-экономической политики. В этих целях была осуществлена серия судебных и внесудебных подлогов, ставивших целью направить «ярость масс» на «вредителей» из числа беспартийных специалистов.

В 1930 году были проведены аресты трёх групп специалистов. Первая включала инженеров, учёных и плановиков (Рамзин, Ларичев, Очкин и др.), вторая — известных аграрников, служивших в Наркомфине и Наркомземе (Кондратьев, Чаянов, Юровский, Макаров и др.), третья — бывших меньшевиков, работавших в хозяйственных и научных учреждениях (Громан, Суханов, Базаров и др.). Соответственно ОГПУ сконструировало три антисоветские подпольные партии: «Промпартию», «Трудовую крестьянскую партию» и «Союзное бюро» меньшевиков.

Как свидетельствуют недавно опубликованные письма Сталина, он регулярно получал сведения о ходе следствия над участниками этих «партий» и диктовал, каких показаний от них следует добиваться.

Во-первых, он требовал «обнаружить» связи этих партий между собой и с эмигрантскими организациями — ЦК меньшевистской партии и Торгово-промышленным Союзом («Торгпром»), объединявшим бывших крупных русских капиталистов.

Во-вторых, Сталин требовал от председателя ОГПУ Менжинского «сделать одним из самых важных, узловых пунктов новых (будущих) показаний верхушки ТКП, „Промпартии“ и особенно Рамзина вопрос об интервенции», якобы намечавшейся иностранными державами и белой эмиграцией на 1930 год. Он диктовал причины того, почему эта интервенция не состоялась (неготовность к ней Польши, Румынии и других стран) и ставил задачу «провести сквозь строй г. г. Кондратьева, Юровского, Чаянова и т. д., хитро увиливающих от „тенденции к интервенции“, но являющихся (бесспорно!) интервенционистами» [458].

Названные Сталиным лица составляли, по версии ГПУ, руководящее ядро «Трудовой крестьянской партии». Само это название было взято следователями из вышедшей в начале 20-х годов фантастической повести А. В. Чаянова «Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии». В этой книге описывалась Россия будущего, в которой у власти находится трудовая крестьянская партия, сохраняющая традиционное общинное устройство русской деревни, модернизированное в духе автономных крестьянских коммун.

В-третьих, Сталин требовал рассылать полученные на следствии показания партийной верхушке и добиваться от арестованных признаний в «связях» с видными деятелями партии. Утверждая, что кондратьевцам и меньшевикам «бесспорно помогали» Рыков и Калинин, Сталин писал Молотову: «Не сомневаюсь, что вскроется прямая связь (через Сокольникова и Теодоровича) между этими господами и правыми (Бухарин, Рыков, Томский)» [459].

Судя по письмам, Сталин уже тогда вынашивал мысль о фабрикации блоков бывших оппозиционеров. Он требовал «тщательно следить за Пятаковым, этим поистине правым троцкистом (второй Сокольников), представляющим сейчас наиболее вредный элемент в составе блока Рыков — Пятаков» [460].

Признательные показания «вредителей» Сталин собирался использовать для шантажа и запугивания не только бывших оппозиционеров, но и проявлявших колебания членов Политбюро. «Что Калинин грешен — в этом не может быть сомнения,— диктовал он Молотову.— Всё, что сообщено о Калинине в показаниях,— сущая правда. Обо всём этом надо обязательно осведомить ЦК, чтобы Калинину впредь не повадно было путаться с пройдохами».