Власть и политика (сборник)

Ибо наипервейшая государственно-политическая опасность массовой демократии заключается в возможности подавляющего преобладания эмоциональных элементов в политике. «Массы» как таковые (независимо от того, какие социальные слои они представляют в конкретных случаях) «мыслят только до послезавтрашнего дня», поскольку, как учит всякий опыт, они постоянно подвержены чисто эмоциональным и иррациональным сиюминутным влияниям. (Впрочем, массы опять-таки разделяют это свойство с современной «самодержавной» монархией, в которой происходят абсолютно аналогичные явления). Холодный и ясный ум – а успешную политику, и притом успешную демократическую политику, можно делать только головой – побеждает при принятии ответственных решений тем больше, 1. чем меньше количество участников обсуждения и 2. чем определеннее ответственность каждого вырисовывается для него самого и для тех, чьим вождем он является. К примеру, превосходство американского сената над палатой представителей в своих существеннейших чертах объясняется тем, что сенаторов меньше; наилучшие политические достижения английского парламента – это продукты однозначной ответственности. Там, где последняя дает осечку, становится невозможным достижение господства определенной партии, как и любого другого господства. И по той же причине государственно-политическая целесообразность партийной работы зависит от четко организованных групп политически заинтересованных лиц. С другой стороны, неорганизованные массы совершенно иррациональны с государственно-политической точки зрения: это – демократия улицы. Наиболее могущественной она является в странах с безвластным либо с политически дискредитированным парламентом, что в первую очередь означает:

при нехватке рационально организованных партий. Что касается нас, то не говоря уже об отсутствии кафейной культуры романских стран и о более спокойном темпераменте, организации типа профсоюзов, но также типа социал-демократической партии, образуют весьма серьезный противовес типичному для чисто плебисцитарных народов актуальному и иррациональному господству улицы. Начиная с гамбургской эпидемии холеры и по сей день нам то и дело приходится обращаться к этим организациям в случаях недостаточности усилий государственного аппарата. Нам не следует забывать об этом, когда пройдут годы бедствий.

В первые трудные послевоенные годы, конечно же, и у нас все элементы массовой дисциплины будут поставлены под вопрос. И, прежде всего, профсоюзы, несомненно, столкнутся с такими трудностями, каких они никогда прежде не видели. Ибо подрастающее поколение, которое теперь зарабатывает военную зарплату, до десяти раз превосходящую жалованье мирного времени, и наслаждается пагубной свободой, какая больше не повторится, отучивается от всякого чувства солидарности, от всякой приспособленности и способности адаптироваться к упорядоченной экономической борьбе. Когда эта молодежь будет поставлена перед реалиями нормальной мирной жизни, заполыхает «синдикализм незрелости». Без сомнения, мы еще вдоволь натерпимся чисто эмоционального радикализма такого рода. И естественно, попытки синдикалистских путчей в центрах трудящихся масс очень даже возможны. Как и, в первую очередь, продиктованный тяжелым экономическим положением мощный рост политических настроений в духе «группы Либкнехта». Вопрос в том, будут ли упорствовать массы в ожидаемом от них бесплодном отрицании государства. Впрочем, это вопрос нервов. И, прежде всего, дело зависит от того, выдержат ли испытание гордые слова: «Апелляция к страху не находит отзвука в немецких сердцах» относительно сидящих на престолах. А в дальнейшем – от того, вызовут ли такие вспышки знакомый и привычный страх власть имущих, т. е. будет ли эмоциональное воздействие беспорядочного гнева масс иметь своим последствием столь же эмоциональную и беспорядочную трусость буржуазии (на что уповают те, кто заинтересован в бесконтрольном господстве чиновников).