Власть и рынок

Но что если потребители заблуждаются в вопросе о своих собственных интересах? Очевидно, что такое случается. Здесь нужно сделать несколько замечаний. Во-первых, никто не знает нас лучше нас самих просто в силу того, что каждый — это личность, наделенная собственным умом. Во-вторых, всякий сомневающийся в своем понимании собственной выгоды волен нанять эксперта и получить от него квалифицированный совет, базирующийся на знаниях и опыте. Так люди и поступают, а рынок постоянно осуществляет проверку полезности этих экспертов. Короче говоря, рынок помогает находить экспертов, советы которых чаще приводят к успеху. На свободном рынке процветают хороший врач и толковый юрист, а слабые специалисты влачат жалкое существование. Но когда вмешивается государство, преимущество получают его эксперты. Рынок лишается возможности дать истинную оценку качества их советов. Их квалификация проявилась лишь в том, что они сумели заручиться поддержкой государственного механизма принуждения.

Итак, частный эксперт процветает в соответствии со своими способностями помогать клиентам, а процветание государственного эксперта определяется его умением попасть в фавор к политически влиятельным лицам. Более того, возникает вопрос: а зачем вообще государственному эксперту заботиться об интересах своих клиентов? Официальное положение не может дать ему особых знаний. Он не может быть лучше, чем частные эксперты, а вообще говоря, в силу природы вещей он почти всегда менее способен и более склонен полагаться на голое принуждение. Если частный эксперт материально заинтересован в том, чтобы заботиться о благе своих клиентов или пациентов, у государственного специалиста такого интереса нет. Он в любом случае не останется без жалованья. Ему совсем не нужно тревожиться о действительных интересах своих подопечных.

Любопытно, что люди склонны воспринимать государство как организацию почти божественную, бескорыстную, как Санта-Клаус. Но политики и государственные чиновники подбираются не по способностям и не по дару бескорыстной любви; государство предназначено для принуждения и демагогического привлечения избирателей. Если люди во многих случаях и не знают своих истинных интересов, у них есть возможность обратиться за руководством к частным экспертам. Глупо утверждать, что безличный государственный аппарат, умеющий лишь применять силу, способен в большей степени служить их интересам.

Наконец, сторонники государственного вмешательства впадают в роковое противоречие: они исходят из того, что люди не в состоянии управлять собственными делами или нанимать экспертов для получения консультаций. Но одновременно они предполагают, что эти самые люди в состоянии верно выбрать этих самых экспертов в день выборов. Мы же, напротив, убедились, что хотя большинство людей и в состоянии разумно управлять своими личными делами, но они не в силах разобраться в сложных праксиологических и философских построениях, необходимых для верного выбора политических руководителей или партий. И при этом этатисты упорно настаивают на том, что массы людей должны быть компетентны в сфере открытой политической демагогии![247]^,[248]

6.3. Проблема аморального выбора

Некоторые авторы достаточно проницательны, чтобы понимать, что рыночная экономика — это просто итог индивидуальных оценок, и что если нам не по душе результаты, дело не в экономической системе, а в мнениях и суждениях людей. Но это не мешает им оправдывать государственное вмешательство для устранения последствий аморальности личных решений. Они говорят, что, если люди настолько испорчены, что предпочитают водку молоку, или интересуются косметикой, а не образованием, то государство должно вмешаться и навести порядок. Здесь можно только повторить аргумент, уже сформулированный в связи с проблемой понимания личного интереса: есть неразрешимое противоречие в утверждении позиции, согласно которой нельзя доверять людям принятие повседневных житейских решений, но при этом им можно предоставлять выбор руководителей государства, отличающихся более высокой нравственностью и разумностью.

Мизес совершенно справедливо отмечает, что стоит только одобрить право государства управлять индивидуальным потреблением в какой-либо одной области, и придется, следуя логике, принять тоталитарный контроль над всеми индивидуальными решениями, каким бы набором ценностных принципов ни руководствовался диктатор. Так, если члены правящей группы любят Баха и не признают Моцарта, потому что считают его музыку безнравственной, они могут запретить исполнение музыки Моцарта ровно с тем же правом, с каким запрещают употребление наркотиков или спиртных напитков[249]. Однако многих этатистов это рассуждение не остановит в их природном рвении.