Власть и слава

Ла Бушери посмотрел на Хэверса, и вены на его шее вздулись, а в виски вернулась пульсирующая боль, которую он уже почти ассоциировал с Мартом Хэверсом и опасностью.

– Ладно, Март, – тихо, но с ненавистью сказал Ла Бушери. – Ладно! Иди. И надеюсь, у тебя ничего не получится. Надеюсь, тебя убьют.

ГЛАДКИЕ МЫШЦЫ большой черной лошади ритмично двигались под бедрами Хэверса. Он надменно выпрямился в разукрашенном седле, сунув ноги в серебристые стремена, а алая накидка развевалась за ним, подхваченная холодным ветром, дующим по широким улицам Рено. Пока лошадь галопом неслась по мостовой, тряся черной гривой, копыта звенели, как колокола.

Слэг остался далеко на востоке. Из Рено даже не было видно далекого красного свечения. Хэверс с Джоржиной находились тут уже почти две недели, и все шло по плану. Сегодня вечером, возможно, наступит кульминация.

Грубое лицо Хэверса с густыми черными полосами бровей выглядело угрюмым, почти жестоким, пока он скакал на лошади, погрузившись в тайные мысли. На слегка наклонных мостовых разные скоростные уровни были отделены друг от друга светящимися перилами. По пути Хэверсу попадались мужчины и женщины незнакомых ему типов, хотя он видел таких людей на протяжении всей своей жизни. Их мысли оставались для него неизвестными. Но вот эмоции… На губах Хэверса появилась кривая усмешка. Чувства служили общим знаменателем.

Его костюм пока не вызвал никаких вопросов, а в поддельных документах было написано, что он является стражником в отпуске, что позволяло ему входить в нужные социальные слои. Да и почему у кого-то должен вызывать подозрения добросовестный служитель порядка? Администрация не знала, что существуют недовольные. А если и знала, то следила за тем, чтобы эта информация не стала общеизвестной. Статус-кво теперь был их богом. Он защищался и сохранялся любой ценой. Никто не должен был даже думать о возможности что-то изменить, и о том, что этого кому-то хотелось.

Эта потребность властвовала на всех уровнях правительства. Начиная от трудолюбивых рабочих, а также простых служащих и заканчивая кругами богатеев и аристократов, включая высший уровень самих Лидеров, кромвеллианский перфекционизм которых держал в своей хватке все умы, словно культура, навечно сохранившаяся в янтаре, застывшая, неподвижная, боящаяся изменений не меньше самой смерти.

А НАД ЛИДЕРАМИ… Хэверс позволил своему угрюмому взгляду подняться на высокую белую башню, возвышающуюся над всем Рено, башню, где в правительственных кабинетах хранились секреты, и где жили, работали и руководили миром Лидеры.

Но кто отдавал приказы Лидерам? Этого никто не знал. Где-то должен был быть вождь. Кромвеллиане действовали слишком идеально, чтобы не иметь хорошо продуманного плана, переданного Лидерам каким-то человеком или превосходно скоординированной группой людей. Так человек или Совет, на самом деле, правили миром?

Хэверс даже сомневался, что все Лидеры знают ответ на этот вопрос. Они просто выполняли приказы сверху. В такой покорной культуре этого было достаточно. Никто не хотел ослепнуть в попытках взглянуть на солнце. Принимай привилегии и ни о чем не спрашивай. Кто бы ни был на вершине, он еще не допустил ни одной ошибки. Он был непогрешим. Неудивительно, что остальные тоже не задавали вопросов.

Именно такое отношение Ла Бушери и фримены возненавидели двадцать пять лет назад так, что рискнули всем в борьбе с ним… и проиграли. Именно для противоборства такому отношению они трудолюбиво набирали силы. Не считая этого, Хэверсу показалось, что Ла Бушери изменился. Об изменениях можно было судить исходя только из последних лет, но он, наверное, менялся незаметно с тех самых пор, когда фримены увидели, что их надежды вдребезги разбились в один ужасный день, и вскоре развалились и попрятались, кто куда.

Теперь Ла Бушери правила горечь. Горечь и ненависть. В его прошлом были необъяснимые тайны, о которых иногда размышлял Хэверс. Когда-то Ла Бушери был Лидером или готовился стать одним из них. Что именно произошло и когда, никто не знал. Но Ла Бушери изгнали из неприкосновенных рядов, и он стал заклятым врагом кромвеллианизма.

Хэверс заметил трепыхания голубой накидки. Наблюдая, как всадник впереди слезает с лошади и заходит в дверной проход, украшенный неоновой подсветкой, откуда слышался смех и звон стаканов, он позволил неприятным мыслям на секунду покинуть его разум.

Погодный патрульный – разрушитель бурь на бытовом жаргоне. Все, что осталось в мире от волнения и романтики, теперь сосредоточилось в разрушителях бурь. Они гнали огромные массы воздуха от полюсов, боролись с тайфунами и ливнями высоко в стратосфере, лихо рассекая на реактивных самолетах потоки пара, где небо было черным даже в полдень, чтобы управлять погодой в кромвеллианском мире. Их работа была сложной и опасной, и Хэверс с откровенным восхищением посмотрел вслед важно вышагивающей фигуре в голубом.