Власть и совесть. Политики, люди и народы в лабиринтах смутного времени

После выборов Бакатин, по-видимому, решил расстаться с трудной участью политика. Ничем иным не могу объяснить его переход на пост руководителя Комитета госбезопасности и принятие установок, оправдывающих развал Союза. Это, на мой взгляд, подорвало его имидж преданного России человека. Мне кажется, что он в определенной степени пошел на попятный, согласился с условиями предложенной игры, опасаясь, что в противном случае его вообще выведут из нее. И не заметил ловушки, расставленной теми, кто опасался этого перспективного, популярного политика. А ведь не пойди он на компромисс, не заигрывай с недавними политическими соперниками, вполне мог сохранить свое лицо как лидер, имеющий собственную позицию. Но увы, как часто мы хотим всего сразу и немедленно: и успехов, и благополучия. А это бывает слишком редко.

Но вернусь к предвыборной кампании. Мое участие в ней большая часть радикально настроенных демократов встретила возмущенным негодованием: «Как смог, как осмелился пойти против Бориса Николаевича?!» И впрямь, как? И действительно ли «против»? Что же все-таки вело меня в бой? Теперь могу сказать: своими действиями, своей платформой хотел предоставить избирателям более широкий спектр выбора, заставить их задуматься над последствиями голосования. Уверен, что этот наш с Бакатиным «ход» помог России, да и Ельцину куда больше, нежели крикливая пропаганда его сторонников. Однако у моих оппонентов сложилось иное мнение. Они жаждали мести, предвкушая долгожданную расправу. На заседании Совета Национальностей предпринимались неоднократные попытки поставить на обсуждение мой отчет. Я не торопился, хотел взвесить каждое свое слово, и это заметно злило моих оппонентов. Помню, один из депутатов, выйдя к микрофону, спросил: «Вы что, боитесь отчитаться?»

Нет, не боялся я – в горах с детства учат преодолевать страх. Выступил с отчетом, может быть и не совершенным, ибо не успел ни с кем посоветоваться. На такую ответную реакцию и рассчитывал, видимо, этот депутат, знавший психологию горцев. Что ж, может быть, и добыл несколько очков в свою пользу, но и я обрел дополнительные навыки, умение противостоять жесткому давлению.

Впрочем, чтобы не быть голословным, приведу выдержки из стенограммы достопамятного для меня заседания Совета Национальностей, состоявшегося 19 июня 1991 года, на котором, кстати, я и председательствовал. Думаю, что они как нельзя лучше рисуют атмосферу жесткого давления, которому я тогда подвергся со стороны ряда депутатов.

Носовец С. А., Омский национально-территориальный избирательный округ, Омская область, член Верховного Совета РСФСР.

Я думаю, что необходимо начать заседание, и начать его нужно было уже давно. Но уж коль мы наконец собрались, думаю, что должны решить принципиальный вопрос. Выражаю не только свое личное мнение, но и мнение значительной части депутатов, примерно 45 членов нашей палаты. Глубоко убежден, что товарищи Абдулатипов и Сыроватко не имеют морального права руководить нашей палатой по ряду причин. Достаточно вспомнить «заявление шести». Теперь Рамазан Гаджимурадович встал в открытую оппозицию нашему курсу и Борису Николаевичу на выборах. Поэтому полагаю, что мы должны разобраться, прежде чем приступать к такой повестке. Мое мнение такое: либо он должен еще раз подтвердить доверие всей нашей палаты (я имею в виду Абдулатипова), либо мы должны проголосовать, когда у нас будет кворум, за то, чтобы его освободить от этих обязанностей. Считаю, что мы не можем работать с таким руководством нашей палаты. Это мое твердое убеждение. Независимо от результатов голосования, я с этим человеком не могу работать принципиально.