— Несомненно, мы знаем, что Хольштейн ратует за возвращение германской внешней политики в русло бисмарковской. И он враждует с Эйленбургом и Мольтке. Британии желательна победа Хольштейна, но вот раздувание скандала вокруг содомии может, наоборот, подстегнуть милитаристские настроения в Берлине. В Германии есть немало людей, недовольных аристократами, собравшимися вокруг кайзера. Их, в том числе и Эйленбурга, обвиняли в нерешительности во время марокканского кризиса. Я, например, слышал, что в Берлине упорно ходит слух о том, что Эйленбург имел «пикантную» связь с советником посольства Франции в Германии Раймондом Лаконтом, и тот даже познакомил его лично с кайзером. Отсюда и всякие сплетни, что именно эта связь и знакомство предотвратило войну два года назад. Так что скандал может ударить по пацифистам.
Артур с восхищением посмотрел на Роджера и вопросительно глянул на французов.
— Нам нужно убрать Эйленбурга и Мольтке, а заодно и канцлера Бюлова — все они связаны гомосексуальными связями в той или иной степени, — ответил Лорен Доминик.
Реймонд присвистнул.
— Мы просто нанесем сокрушительный удар по всей верхушке германского истеблишмента, а значит, и окружению кайзера. Дело там разворачивается и без нас — есть сведения, что это дело раскручивает другой журналист — Максимилиан Гарден.
Наступила пауза. Артур и Реймонд раздумывали. Лорен Доминик стал причитать:
— Потрачено уже много времени и усилий для организации этого дела. Нельзя упускать.
— Что вы думаете, дети? — обратился Артур к Реймонду и Роджеру.
Последний повторил вкратце свои опасения: — Я не уверен, что мы добьемся нужных результатов, хотя, конечно, вывод такого большого количества высокопоставленных лиц из игры может сыграть нам на руку.
— Я думаю, что главный итог этого перфоманса — победа Хольштейна. Это нам и нужно! — сказал уверенно Реймонд.
— М-да, с одной стороны педерасты, с другой пацифисты, с третьей либералы, — задумчиво произнес Артур. Несмотря на свои аристократические манеры, он иногда отпускал крепкие выражения, когда дело касалось характеристик людей, чьи взгляды он считал ущербными для интересов Британской империи и морали викторианского общества, ослабление которого он так оплакивал в душе. — Реймонд, ты завлек меня в это дело, тебе и решать. Надеюсь, мы принимаем правильное решение.
— Любой план — это только план, пока он не осуществлен, и ты не видишь его итогов, — сказал Реймонд.
Артур вздохнул и сказал:
— Есть мнение, что история делается великими личностями. А я вот думаю, что роль таких блестящих чиновников, как ты, Реймонд, принижена… Мы все играем немаловажную роль. Посмотри на дипломатов и чиновников вроде тебя и Роджера — все вы своими записками, докладами и мыслями формируете мнение лидеров. Такие царьки, как кайзер Вильгельм, должны уйти в прошлое. Их нерациональные, сиюминутные вспышки гнева, а также знания всяких выскочек-революционеров, почерпнутые с улиц — все это ведет к войнам.
— Ну, иногда маленький чиновник, приобретший чрезмерное влияние, может тоже наломать дров, — отметил Роджер.
Собеседники встали и двинулись к поезду. Реймонд и Лорен отошли к паре, стоявшей на перроне. Это были «мьсе Антон» и «мадам Сейнт-Клэр» — они так вычурно выглядели на фоне остальных пассажиров, что Артур смотрел на них с несколько удрученным видом. Потом он близко подошел к Роджеру и сказал, перед тем как войти в вагон первого класса:
— Дорогой племянник! Береги себя. Ты — разумный малый… Я насчет немки…
— Ах, вот что!
— Роджер, я тебе желаю только добра.
Артур исчез в проеме вагона. Реймонд провел пару «актеров» в другой вагон, и вышел попрощаться с Роджером и французами.
— Да, надеюсь, мы на правильном пути, — сказал он.
— Полно вам, — сказал Лорен Доминик. — Все будет хорошо, этот сумасшедший кайзер будет низложен, и от этого выиграет как Франция, так и Британия.
Когда французы остались одни на перроне, Доминик шепнул Дешампу:
— Нам нужен реванш за 1871 год! Новая война с Германией может положить конец нашему унижению, длящемуся уже больше тридцати пяти лет. И эти «голубые» нам помогут выбросить в урну пацифистов по обе стороны границы!
По дороге из берлинского вокзала Лерхтер в только что открывшийся фешенебельный отель «Адлон» Артур Барроуз мог убедиться в стремительном развитии Берлина. Он с завистью глядел на бурное движение на улицах, таксофоны, электрические провода. Германия явно опережает туманный Альбион. Все эти никчемные споры в Вестминстере только отвлекают Лондон от главной цели — предотвратить усиление Германии и, в особенности, ее укрепление на море, а теперь, возможно, и в воздухе.