На ней был серый берет и простое серое пальто. Явно из доноров. Но вот цепкий взгляд за линзами очков, и карандаш с блокнотом в руках выдавали в ней явно не простого человека с улицы.
— Да, чем могу помочь? — ответил я хоть и устало, но вежливо.
— Меня зовут Клаудия, автор «Гласа донора». И у меня к вам есть несколько вопросов.
Когда я сонный ввалился в кабинет, Эмильды ещё не было. Наверняка тоже проспала. Одноклассники, на миг замолчавшие, принялись дальше болтать.
Я упал за парту к Кортусу. Сзади раздалось возмущённое фырканье Эйлы, с которой я сидел до этого. После всего пережитого вместе, мне теперь казалось несправедливым обходить соседа по комнате стороной.
Он на меня сначала удивлённо посмотрел. Затем проворчал, возвращаясь к газете:
— Вот ты вообще не умеешь жить спокойно.
— Почему это? — хмыкнул я.
Кортус молча закрыл газету и показал первую полосу. На ней красовался мой портрет двухлетней давности и заголовок:
Ниже была указана страница, на которой следует искать статью и имя Клаудии.
— Ого, быстро они её выпустили! — удивился я, разворачивая газету.
— Ты правда застрелил трёх террористов на том балу? — спросила сзади Эйла.
Обернувшись, я увидел, что она сжимает тот же выпуск «Гласа донора». Эта же газета была и на других партах.
— Нет, — отмахнулся я. — Только одного. Второго просто вырубил ударом, а третьего подстрелил в ногу. Правда, Кровавый Инквизитор потом вырвал у него сердце силой мысли.
— Ты гонишь! — крикнул кто-то из Заковой ватаги с задних парт.
— Там было столько знати, что мне нет смысла врать. Тебя, кстати, Дорили на этот бал не приглашал?
С задних парт теперь донеслось недовольное ворчание.
Кортус придвинулся ближе и шёпотом спросил:
— Удалось что-то узнать? Ну, это, про серебро.
— Не-а, — также шёпотом ответил я. — Инквизитор как будто специально вырвал у последнего выжившего сердца.
— Тогда понятно, почему ты про «Новую кровь» в интервью рассказал. Я-то думал, нам запрещено говорить о повстанцах…
Дальше я не слушал и углубился в текст. И с изумлением увидел, что Клаудия написала в статье всё, что я ей говорил. Я-то боялся, что она обойдётся лишь событиями вечера, а рассказ про «Новую кровь» воспримет не более чем байкой подвыпившего аристократа.
Я с восхищением и ужасом читал собственное интервью. О чём я только вчера думал?
Инквизитор прямо мне угрожал, а я после его слов слил всё прессе. Но вместе с ужасом в груди поселилось довольное тепло. Чувство справедливости. Помешаешь мне — значит, я помешаю тебе.