По мышцам прошла ледяная судорога. Позабыв обо всём, кроме боли, я с ужасом наблюдал, как скручивается моё тело. Спина выгнулась, словно мост над небольшой рекой. Руки и ноги выгнулись в неестественных углах. Пальцы скрючило до хруста в суставах.
Надо мной появилось встревоженное лицо мамы. С её губ стекала кровь.
— Нет-нет-нет… Дыши, Лестер, дыши…
Но я мог только кричать. Мана разлилась уже по всему телу. В голове не осталось ни одной мысли. Лишь ослепительный свет и убийственная боль. Но, слава Вседержцу, я чувствовал, как подступает тьма.
Мне недолго осталось.
Дверь резко распахнулась, с громким стуком ударившись о стену.
Встревоженный и злой голос отца вопросил:
— Лия, что происходит?.. — после паузы его испуганное лицо тоже появилось надо мной. — Что ты наделала?
— Деймос, он… — залепетала мама сквозь слёзы. — Я… мы…
Но я не услышал её ответа, провалившись в желанную тьму.
Хуже наказания не придумаешь. С человека, который это придумал, следовало снять заживо кожу, освежевать его, набить внутрь дерьмо и сжечь. Затем отправиться в горы, найти там действующего некроманта и заплатить ему, чтобы он воскресил этого человека. И опять убить его тем же способом. И так несколько раз.
Так считала Эмильда.
Я же чуть не рассмеялся от облегчения, когда понял, чем мне предстоит заниматься. Всего лишь проверять домашние работы студентов, заполнять всевозможные журналы и формуляры, да проверять медицинские карты в лазарете. Просто некоторые первокурсники всё никак не могли избавиться от сифилиса своими силами.
Эмильда ненавидела «всё это бумагомарание и говённую бюрократию». Оказалось, что она забросила свои обязанности ещё в первый день учёбы. Поэтому когда она достала кипу документов, у меня глаза полезли на лоб. Непроверенные рефераты и домашки, пустые журналы с успеваемостью, отчёты для ректора — практически всё пустовало, несмотря на то, что наставница в последнее время пыталась их заполнять даже во время уроков.
Я приходил «отбывать наказание» уже несколько дней подряд. Но даже четверти всех документов не разгрёб. На уроках же Эмильда меня игнорировала.
— Ну что, сифилисные мои, — Эмильда потёрла ладошки. — Все заметили, что своей кровью управлять намного сложнее, чем кровью другого человека?
Зак поднял здоровую руку.
— Я не заметил.
— Ты хочешь сказать, — начала наставница наигранным голосом. — Что можешь прямо сейчас сотворить заклинание собственной кровью?
— Нет, не могу.
— Зак, молю тебя, — Эмильда даже сложила ладони перед грудью. — Подпиши мне разрешение вскрыть твой мозг после смерти. Я умираю от любопытства, почему ты такой тупой.
Весь класс засмеялся. Зак пробурчал что-то насчёт кремации. Я поднял руку — ответ я точно знал.
— Что, предатель, — улыбнулась Эмильда. — Тоже хочешь отдать свой мозг на благо науки?
— Нет, я хотел ответить на…
— А, Эйла! — наставница указала пальцем на мою соседку по парте. — Вижу, что ты хочешь ответить!
Девушка слегка растерялась, но поднялась из-за парты.
— Если я правильно понимаю, — начала она, осторожно подбирая слова. — Это какой-то защитный механизм психики. Ну, или организма. Если маг будет беспрепятственно управлять своей кровью, то может и не заметить, как она закончилась. Поэтому мы подсознательно сами себе усложняем процесс магии. Всё, чтобы выжить.
— Верно! — Эмильда захлопала в ладоши. На меня она больше не глядела несмотря на мою поднятую руку. — Говоря научным языком, это называется «инстинкт самосохранения». Весь оставшийся год мы будем вам его ломать.
«Ломание инстинкта» пока что заключалось в том, что мы просто резали собственные вены. Как и ожидала наставница, тело инстинктивно с помощью магии не давало крови излиться наружу.
— Давайте-давайте, — подбадривала нас Эмильда. — Первому кто истечёт собственной кровью, поставлю высшую оценку!
Однако, как я ни пытался, из моей раны не вытекло даже капли. Наставница даже не смотрела в мою сторону.
Но как бы она меня ни игнорировала на уроках, большую часть дня мы проводили вместе. У Эмильды, по всей видимости, горели сроки. Поэтому она помогала мне с моим «наказанием».
— Святая кровь! — стонала уже в сотый раз. — Да какая разница кто и сколько раз пришёл на урок? Зачем это всё фиксировать?
— Согласен, — поддакивал я; это оказалось лучшей стратегией. — Надо оценивать студентов по результатам экзаменов. И не имеет значения, сколько раз они были на уроках.
— Вот и я о том же!
Моя стратегия давала свои плоды. Равно как и усердная работа во время «наказания». Я с 12 лет помогал отцу с гроссбухами, поэтому сейчас чувствовал себя в своей тарелке. Кипа незаполненных документов быстрыми темпами становилась всё тоньше. Эмильда это явно ценила и за несколько дней совсем оттаяла.
— Жаль, что так вышло с Кортусом, — сказала она в один из вечеров. — Как он там?
— Всё ещё злится.
Каждый вечер после «наказания» я сбегал в Новый город. Облачался в донорскую одежду и отправлялся на самую окраину. Здесь отец Кортуса держал небольшую башмачную мастерскую. Другого дома у них не было, поэтому они ночевали прямо здесь.