Власть меча

По постановлению правительства чернокожим рабочим каждой из шахт было строго приказано всегда оставаться внутри ограды из колючей проволоки. И Горная палата, и правительство Йоханнесбурга считали, что, если позволить десяткам тысяч одиноких чернокожих мужчин бродить где попало, это может привести к катастрофе. Власти уже получили полезный урок, связанный с китайцами. В 1904 году почти пятьдесят тысяч китайских кули, чернорабочих, были привезены в Южную Африку, чтобы восполнить огромную нехватку неквалифицированной рабочей силы на золотых рудниках. Однако китайцы оказались слишком умны и беспокойны, чтобы сидеть взаперти и ограничиваться примитивным трудом, и они были организованы в тайные сообщества – тонги. Результатом стала волна беззакония и террора, пронесшаяся по золотым рудникам, – воровство и грабежи, азартные игры и наркотики, – так что в 1908 году, хотя это и обошлось чрезвычайно дорого, всех китайцев собрали и вернули домой. Правительство было преисполнено решимости избежать повторения подобного кошмара, так что систему замкнутых лагерей серьезно усилили.

Тем не менее Хендрик прошел через ворота лагеря Центральной ассоциации Ранда – ЦАР – так, словно был невидимкой. Он пересек открытый вельд при свете звезд, пока не обнаружил старую заросшую дорогу к давно заброшенной шахте. Там за пустым ржавым железным сараем стоял черный «форд»-седан; когда Хендрик осторожно приблизился к автомобилю, загорелись фары, направленные на него, и он замер.

Потом фары погасли, и из темноты прозвучал голос Мозеса:

– Вижу тебя, брат мой.

Они импульсивно обнялись, и Хендрик рассмеялся:

– Ха! Значит, ты теперь водишь машину, как белый!

– Эта машина принадлежит Бомву.

Мозес подвел Хендрика к автомобилю.

Хендрик откинулся на спинку кожаного сиденья и удовлетворенно вздохнул.

– Да, это лучше, чем ходить пешком.

– А теперь скажи мне, Хендрик, мой брат. Что происходит в ЦАР?

Мозес слушал без комментариев, пока Хендрик не закончил свой доклад. Потом он кивнул:

– Ты понял мои желания. Это именно то, чего я хотел. Братство должно принимать людей из всех племен, не только овамбо. Мы должны дотянуться до каждого племени, до каждого рудника, до каждого уголка золотых выработок.

– Это ты уже говорил, – проворчал Хендрик. – Но ты никогда не говорил мне, зачем это нужно, брат. Я тебе верю, но люди, которых я собрал, импи, которых ты велел мне собрать… они смотрят на меня и задают один и тот же вопрос. Они спрашивают: зачем? Какова польза во всем этом? Что толку для нас в этом братстве?

– И что ты им отвечаешь, брат мой?

– Я им говорю, что они должны проявлять терпение. – Хендрик нахмурился. – Я не знаю ответа, но делаю мудрый вид, как будто знаю. А если они начинают капризничать, как дети… ну, я их наказываю, как детей.

Мозес с удовольствием засмеялся, но Хендрик покачал головой:

– Не смейся, брат, я уже не могу удерживать их силой.

Мозес хлопнул его по плечу:

– Тебе и не придется делать это долго. А теперь скажи мне, Хендрик, чего тебе не хватало больше всего в те месяцы, что ты работал на ЦАР?

Хендрик ответил сразу:

– Ощущения женщины подо мной.

– Это ты получишь еще до конца этой ночи. А еще что, брат мой?

– Хорошей огненной выпивки в животе, а не этой слабой жижи в пивных компании.

– Брат мой, – серьезно заговорил Мозес, – вот ты и ответил на свой вопрос. Это те вещи, которые твои люди получат благодаря братству. Это те объедки, которые мы бросим нашим охотничьим псам: женщины, выпивка и, конечно же, деньги, но тем, кто стоит во главе «буйволов», достанется больше, намного больше.

Он завел мотор «форда».

Рудные жилы Витватерсранда тянулись дугой на сотни километров. Самые старые разработки, вроде Ист-Даггафонтейна, находились в восточной части этой дуги, где впервые была обнаружена жила; более новые шахты находились на западе, где жила уходила на большую глубину; эти глубокие разработки, такие как Блэйвурутич, были невероятно богатыми. Все рудники располагались вдоль этого прославленного полумесяца, и благодаря золоту их окружали растущие города.

Мозес вел черный «форд» на юг, прочь от рудников и улиц и домов белых людей, и дорога, по которой они ехали, быстро стала узкой, изрытой ямами, а недавняя гроза оставила на ней множество глубоких луж. Дорога уже не шла прямо, а начала вилять, превращаясь в путаницу проселков и троп.

Городские огни давно остались позади, но появился другой свет: огни сотен костров, чье оранжевое мерцание приглушалось их собственным дымом. Эти костры горели перед каждой из хибарок, сооруженных из упаковочного картона и листов старого ржавого железа; они стояли так близко друг к другу, что между ними оставались лишь узкие проходы, и здесь ощущалось невидимое присутствие множества людей, как будто в открытом вельде встала лагерем некая армия.

– Где это мы? – спросил Хендрик.

– Мы в городе, не известном никому, в городе несуществующих людей.