Власть меча

Когда Шаса очнулся от наркоза, вокруг было темно.

Он поднял руку и ощупал лицо. Оно было скрыто под бинтами, и Шасу охватил панический страх.

– Дэвид!

Он хотел закричать, но после хлороформа из его горла вырвалось лишь пьяное бормотание.

– Все в порядке, Шаса, я здесь. – Голос прозвучал рядом, и Шаса потянулся в его сторону:

– Дэви! Дэви!

– Все в порядке, Шаса, все будет хорошо.

Шаса нашел его руку и вцепился в нее:

– Я ничего не вижу. Я ослеп.

– Это бинты, только и всего, – заверил его Дэвид. – Врач восхищается тобой.

– Ты мне не врешь, Дэвид? – жалобно спросил Шаса. – Скажи, что я не ослеп.

– Ты не ослеп, – прошептал Дэвид, но, к счастью, Шаса не видел при этом лица друга.

Отчаянная хватка Шасы медленно ослабла, а через минуту снова подействовало болеутоляющее, и он вернулся в забытье.

Дэвид сидел рядом с его койкой всю ночь; даже в темноте в палатке было жарко, как в печи. Он отирал блестящий пот с шеи и груди Шасы и держал его за руку, когда тот хныкал во сне и бормотал: «Мама? Ты здесь, мама?»

После полуночи врач приказал Дэвиду уйти и немного отдохнуть, но Дэвид отказался.

– Я должен быть здесь, когда он очнется… это я должен все ему сказать. Хотя бы это я обязан для него сделать.

Снаружи на рассвете заскулили шакалы, а когда первые лучи проникли внутрь, Шаса снова проснулся и тут же спросил:

– Дэвид?

– Я здесь, Шаса.

– Чертовски болит, Дэви, но ты сказал, что все будет в порядке, да? Я это помню, ты ведь так говорил, разве нет?

– Да, я так сказал.

– И мы скоро опять полетим вместе, ведь так, приятель? Старая команда, Кортни и Абрахамс снова в деле?

Он подождал ответа, но, не дождавшись, заговорил уже другим тоном:

– Но я же не ослеп, нет? Мы снова полетим?

– Ты не ослеп, – мягко произнес Дэвид. – Но летать ты не сможешь. Ты вернешься домой, Шаса.

– Говори! – потребовал Шаса. – Не пытайся меня щадить, от этого только хуже.

– Ладно, скажу тебе прямо. Пуля повредила твой левый глаз. Врачу пришлось его удалить.

Шаса поднял руку и недоверчиво потрогал левую сторону лица.

– Но правый глаз будет видеть нормально, хотя ты и не сможешь больше летать на «харрикейне». Мне жаль, Шаса.

– Да, – прошептал Шаса. – Мне тоже.

Вечером Дэвид снова пришел к нему.

– Командование представило тебя к награждению крестом «За летные боевые заслуги». Ты его точно получишь.

– Как мило с их стороны, – сказал Шаса. – Чертовски мило.

Они немного помолчали, потом Дэвид снова заговорил:

– Ты спас мне жизнь, Шаса.

– О, заткнись, Дэви, не будь занудой.

– Тебя завтра утром отправят на побережье транспортным самолетом «дакота». К Рождеству будешь в Кейптауне. Передай Мэтти и малышу мой поцелуй, чертов счастливчик.

– Я бы поменялся с кем-нибудь местами в любой день, – сказал Шаса. – Но мы закатим классную вечеринку, когда ты вернешься домой.

– Я могу что-нибудь для тебя сделать – что-то, что тебе нужно? – спросил Дэвид, вставая.

– Вообще-то, да. Как ты думаешь, Дэви, ты мог бы раздобыть для меня бутылочку виски?

Командир подводной лодки, смотревший в перископ, выпрямился и кивнул Манфреду де ла Рею.

– Взгляните, пожалуйста, – сказал он.

Манфред занял его место у перископа, прижавшись лбом к резиновой подушке и глядя в объектив.

Лодка лежала в двух милях от берега, а на поверхности дело шло к ночи. Солнце опускалось за горизонт.

– Узнаете местность? – спросил командир подлодки по-немецки.

Манфред ответил не сразу, потому что ему было трудно говорить. Его захлестнули слишком сильные чувства.

Пять лет, пять долгих лет прошло с тех пор, как он видел эти любимые берега, и его радость была необъятной. Он знал, что нигде не сможет быть по-настоящему счастливым, кроме как в своей Африке.

Однако прошедшие годы нельзя было назвать несчастливыми. У него была Хейди, а в этом году родился его сын Лотар, названный в честь отца Манфреда. Эти двое стали центром его бытия. А еще у него была работа – и оба его долга требовали от него полной отдачи.

Изучение права завершилось получением степени магистра римско-голландского права и международного права в Берлинском университете.