Власть меча

– Можем садиться в седла? – спросил Хендрик.

– Подожди, еще кое-что.

Лотар достал из седельной сумки запасные кожаные поводья и намотал их конец на правое запястье так, что медные пряжки висели у его лодыжек; потом он направился туда, где в тени берега сидел с несчастным видом Свинка Джон, закрыв лицо ладонями. Он даже не услышал шагов Лотара по мягкому песку и заметил его лишь тогда, когда тот навис над ним.

– Я обещал тебе, – ровным голосом произнес Лотар и тряхнул тяжелыми кожаными поводьями.

– Хозяин, я ничего не смог поделать… – взвизгнул Свинка Джон, пытаясь встать на ноги.

Лотар взмахнул поводьями, и медные пряжки пронеслись дугой в солнечном свете. Удар пришелся по спине Свинки Джона, пряжки врезались в его ребра и в нежную кожу подмышек.

Свинка Джон взвыл:

– Они меня заставили! Они заставили меня пить…

Следующий удар сбил его с ног. Он продолжал кричать, хотя слов уже было не разобрать, а кожаные ремни впивались в его желтую кожу, и рубцы сразу вздувались, наливаясь пурпуром, как зрелый виноград. Острые края пряжек разорвали рубашку, как львиные когти, а песок впитывал красную кровь, падавшую на сухое речное дно.

Наконец Свинка Джон перестал кричать, и Лотар отступил, тяжело дыша. Он вытер красные от крови поводья о чепрак и посмотрел на своих людей. Для них такая порка являлась делом естественным. Они были дикими псами и понимали только силу, уважали только жестокость.

Хендрик заговорил за всех:

– Он заплатил справедливую цену. Прикончить его?

– Нет. Оставь для него лошадь. – Лотар отвернулся. – Когда очнется, сможет догнать нас – или может убираться в ад, где ему самое место.

Он вскочил в седло своего скакуна и, избегая потрясенного взгляда сына, повысил голос:

– Ладно… вперед!

Он ехал на бурский манер, с длинными стременами, удобно сидя в седле, и Хендрик ехал по одну сторону от него, а Манфред – по другую. Лотар был в приподнятом настроении; адреналин все еще бурлил в его крови, действуя как наркотик, а впереди лежала открытая пустыня. Уведя лошадей, он снова нарушил закон, опять стал изгнанником, свободным от социальных ограничений, и чувствовал, как его дух парит высоко, словно сокол на охоте.

– Боже мой… Я почти забыл, что это такое – держать в руках винтовку и чувствовать под собой хорошую лошадь!

– Да, мы снова стали мужчинами, – согласился Хендрик и наклонился к Манфреду. – И ты тоже. Твоему отцу было столько же лет, сколько тебе, когда мы с ним впервые отправились воевать. И теперь снова повоюем. Ты такой же, каким был он.

И Манфред забыл о зрелище, свидетелем которого он только что стал, и преисполнился гордости из-за того, что с ним считались в такой компании. Он выпрямился в седле и вскинул голову.

Лотар посмотрел на северо-восток, туда, где начиналась Калахари, и повернул всех в другую сторону.

На ночь они устроились в глубоком ущелье, скрывавшем свет их небольшого костра; но вскоре страж поднял всех тихим свистом. Они тут же выбрались из одеял, схватили винтовки и растворились в темноте.

Лошади беспокоились и тихо ржали, а потом из тьмы появился Свинка Джон и быстро спешился. Он с несчастным видом встал у костра, его лицо распухло и потемнело от синяков, он походил на дворняжку, ждущую, что ее прогонят. Остальные вышли из тени и, не глядя на него и никак не давая понять, что заметили его присутствие, снова закутались в одеяла.

– Уйди на другую сторону костра, подальше от меня, – резко приказал ему Лотар. – От тебя воняет бренди.

И Свинка Джон согнулся от облегчения и благодарности за то, что его приняли обратно.

На рассвете они снова сели в седла и отправились в бесконечную жаркую пустоту песков.

Дорога от рудника Ха’ани была, наверное, самой плохой во всей Юго-Западной Африке, и каждый раз, проезжая по ней, Сантэн обещала себе: «мы непременно должны что-то с ней сделать, как-то отремонтировать». Потом доктор Твентимен-Джонс показывал ей расчет стоимости выравнивания сотен миль пустынного тракта, наведения мостов через реку и укрепления перевалов через холмы, и здравый смысл бережливой Сантэн тут же давал о себе знать.

– В конце концов, дорога занимает у меня три дня, а я редко бываю там чаще трех раз в году, так что пусть это останется настоящим приключением.

Телеграфная линия, соединявшая рудник с Виндхуком, уже обошлась весьма недешево. После подсчетов получилось, что каждая ее миля обошлась в сто фунтов вместо предполагаемых пятидесяти. Сантэн до сих возмущалась этим, глядя на бесконечный ряд столбов вдоль дороги, связанных между собой блестящим медным проводом. Помимо стоимости, столбы еще и портили вид, уменьшая ощущение первобытности и уединения, которые Сантэн так ценила, когда оказывалась в Калахари.