Власть меча

Но это была неправда, и Сантэн это знала. После того как Блэйн уснул, она долго лежала без сна. Лежала, прижавшись ухом к его груди, и слушала, как бьется его сердце и наполняются и опустошаются легкие.

Когда она проснулась, он уже был в шортах и снимал с полки на стене над очагом старую катушку Скарборо[20].

– Завтрак через двадцать минут, – пообещал он, оставляя ее в кровати, но почти сразу вернулся, неся сверкающую металлом и серебром рыбину длиной почти в руку. Он положил ее на решетку над углями, потом подошел к Сантэн и стянул с нее одеяло.

– Плавать!

Он злорадно улыбнулся. Сантэн закричала:

– Ты с ума сошел! Холодно! Я умру от воспаления легких!

Она протестовала все время, пока Блэйн нес ее к глубокому, окруженному камнями бассейну.

Вода была прозрачна, как воздух, и так холодна, что, когда они вышли из нее, тела у них покраснели, а соски Сантэн стали жесткими и темными, как спелые маслины. Но ледяная вода обострила аппетит. Они брызгали на горячую печеную рыбу лимонным соком и ели ее с ломтями черного хлеба, намазанными желтым крестьянским маслом.

Наконец насытившись, они выпрямились и Блэйн посмотрел на Сантэн. На ней была только его синяя рыбацкая рубашка с торчащим воротником, доходившая до колен. Влажные волосы Сантэн связала на макушке желтой лентой.

– Можно погулять, – предложил он, – или…

Она несколько секунд подумала, потом решила:

– Думаю, «или».

– Ваше желание, мадам, для меня закон, – вежливо ответил он и встал, чтобы через голову снять с нее рубашку.

В середине утра он лежал на спине, а Сантэн, опираясь на локоть, щекотала ему губы и закрытые глаза перышком, которое вытащила из подушки.

– Блэйн, – негромко сказала она, – я продаю Вельтевреден.

Он открыл глаза, схватил ее за руку и быстро сел.

– Продаешь? Почему?

– Приходится, – просто ответила она. – Поместье, дом и все остальное.

– Но почему, дорогая? Я знаю, как много оно для тебя значит. Зачем его продавать?

– Да, Вельтевреден значит для меня очень много, – согласилась она. – Но шахта Х’ани – гораздо больше. Если я продам Вельтевреден, есть возможность, очень небольшая, что я спасу шахту.

– Я не знал, – мягко сказал он. – Не знал, что дела так плохи.

– Откуда тебе знать, любовь моя? – Она погладила его по лицу. – Никто этого не знает.

– Но я не понимаю. Ведь шахта Х’ани должна приносить прибыль, достаточную…

– Нет, Блэйн. Сегодня никто не покупает алмазы. Эта депрессия, эта ужасная депрессия! Нам жестко урезали квоту. За наши камни платят вдвое меньше, чем платили пять лет назад. Шахта Х’ани работает в убыток. Каждый месяц мы немного теряем. Но если бы нам удалось продержаться, пока состояние мировой экономики не изменится… – Она замолчала. – Единственный шанс продержаться – продать Вельтевреден. Это все, что я еще могу продать. Так мне удалось бы продержаться до середины следующего года, а к тому времени эта ужасная депрессия должна кончиться!

– Конечно, должна! – с готовностью согласился он и после паузы добавил: – У меня есть деньги, Сантэн…

Она положила пальцы ему на губы, печально улыбнулась и покачала головой.

Он убрал ее руку и настойчиво продолжил:

– Если ты меня любишь, позволь помочь тебе.

– Наш договор, Блэйн, – напомнила она. – Больше никто не должен пострадать. Эти деньги принадлежат Изабелле и девочкам.

– Они принадлежат мне, – сказал он. – И если я захочу…

– Блэйн, Блэйн! – остановила она. – Меня может спасти миллион фунтов – миллион фунтов! Есть у тебя столько? Любая меньшая сумма будет потрачена зря, просто исчезнет в бездонной пропасти моего долга.

Он медленно покачал головой.

– Так много? – Потом с сожалением признал: – Нет. У меня и третьей части не наберется.

– Тогда довольно об этом, – твердо сказала она. – Теперь покажи мне, как поймать на обед зубатку. Весь остаток нашей жизни вместе не хочу больше говорить ни о чем неприятном. Мне хватит неприятностей, когда я вернусь домой.

В свой последний день они сквозь заросли ярких диких цветов рука об руку поднялись на холм за хижиной. Пыльца окрасила их ноги в шафрановый цвет, потревоженные пчелы гудя поднимались в воздух, потом возвращались на место.

– Посмотри, Блэйн, как каждый цветок поворачивает голову к солнцу вслед за его движением по небу. Я такой цветок, а ты солнце, любовь моя.

Они прошли по склону. Блэйн срывал самые красивые цветы и плел из них венок. Потом надел ей на голову.

– Короную тебя королевой моего сердца, – провозгласил он, и хотя он улыбался, глаза его оставались серьезными.

Они занимались любовью на ложе из диких цветов, давя стебли и листочки, их окутывал аромат соков, благоухание цветков, и Сантэн спросила, лежа в его объятиях:

– Знаешь, что я собираюсь сделать?

– Скажи, – попросил он сонным от усилий любви голосом.

– Я дам пищу для толков. Год спустя будут говорить: «Сантэн погибла… – и обязательно добавят: – Но погибла стильно».

– Что ты хочешь сделать?

– Вместо рождественских светских увеселений я нанесу удар из ударов. На неделю открою дом в Вельтевредене с шампанским и танцами каждый вечер.