Власть меча

Мама запрещала ему играть с такими, но он обнаружил, что иногда это очень интересно. Конечно, мамин запрет только усилил их притягательность. На шахте сын механика из мастерской умел так поразительно подражать птичьим крикам, что созывал птах с ветвей деревьев; он же показал, как чинить карбюратор и зажигание старого «форда», который отдала Шасе мать, хотя возраст еще не позволял ему получить права. А сестра того мальчика – на год старше Шасы – показала ему кое-что еще более привлекательное, когда они на несколько запретных мгновений оказались одни за насосной. Она даже позволила ему потрогать это. Оно оказалось мягким, теплым и пушистым, как новорожденный котенок, забравшийся к ней под короткую хлопчатобумажную юбку; этот удивительный опыт Шаса намеревался повторить при первой же возможности.

Новый мальчик тоже казался интересным; возможно, он покажет Шасе машинное отделение траулера. Шаса оглянулся на фабрику. Мама за ним не смотрела, и он решил быть великодушным.

– Привет. – Он сделал величественный жест и широко улыбнулся. Его дедушка, сэр Гаррик Кортни, самая важная особа из всех, с кем он когда-либо общался, наставлял его: «По праву рождения ты занимаешь высокое положение в обществе. Это дает тебе не только преимущества, но и обязанности. Истинный джентльмен обращается с теми, кто ниже его: с черными и белыми, молодыми и старыми, мужчинами и женщинами, – сочувственно и вежливо». – Я из Кортни, – сказал Шаса. – Шаса Кортни. Мой дедушка сэр Гаррик Кортни, а моя мама миссис Сантэн де Тири Кортни. – Он ждал проявлений почтительности, какие всегда вызывало упоминание этих имен, и, не дождавшись, спросил: – А как тебя зовут?

– Манфред, – ответил мальчик с янтарными глазами и поднял густые черные брови. Они были настолько темнее его светлых волос, что казались нарисованными. – Манфред Деларей, и мой дед, и мой двоюродный дед, и мой отец – все они были Делареи и все стреляли в англичан всякий раз, как встречали их.

Шаса покраснел от такого неожиданного выпада и уже хотел повернуть назад, но увидел, что из окна рубки высунулся старик, а с носа траулера подошли два цветных матроса. Теперь он не мог отступить.

– Мы, англичане, выиграли войну, а в 1914 году разбили подлых мятежников! – выпалил он.

– Что ж, – обратился Манфред к слушателям, – этот маленький джентльмен с надушенными волосами выиграл войну. – Матросы одобрительно посмеивались. – Вы только понюхайте его! Его нужно было назвать Лилией. Лилия, надушенный солдат. – Манфред снова повернулся к нему, и впервые Шаса понял, что мальчик на добрый дюйм выше его и руки у него тревожно крепкие и загорелые. – Итак, ты англичанин, Лилия? Тогда ты должен жить в Лондоне, верно, душистая Лилия?

Шаса не ожидал, что бедный белый мальчишка окажется таким красноречивым и неприятно остроумным. Обычно последнее слово в любом споре оставалось за Шасой.

– Конечно англичанин, – яростно подтвердил он и принялся искать возможность с достоинством отступить и выйти из ситуации, над которой он быстро терял контроль.

– Тогда ты должен жить в Лондоне, – настаивал Манфред.

– Я живу в Кейптауне.

– Ха! – Манфред повернулся к растущей аудитории. На причал со своего судна сошел Сварт Хендрик, а все матросы выстроились вдоль планширя. – Не зря их называют сотпилями, – провозгласил Манфред.

Грубое выражение вызвало одобрительный хохот. Манфред никогда бы не произнес это слово в присутствии отца. В переводе оно означало «соленый член», и Шаса от такого оскорбления покраснел и безотчетно сжал кулаки.

– У сотпиля одна нога в Лондоне, другая в Кейптауне, а хвостик болтается посреди соленого Атлантического океана.

– Возьми свои слова обратно!

Гнев не позволил Шасе найти более подходящий ответ. Так с ним никто никогда не разговаривал, тем более тот, кто ниже его по положению.

– Обратно – это как? Как ты отводишь назад кожицу, когда балуешься со своим соленым членом? Это ты имел в виду? – спросил Манфред. Аплодисменты заставили его забыть об осторожности, он подошел ближе и оказался прямо под стоящим на причале мальчиком.

Шаса без предупреждения бросился вперед, а Манфред не ожидал этого так скоро. Прежде чем они разгорячатся для драки, он полагал обменяться еще несколькими оскорблениями.

Шаса прыгнул с высоты в шесть футов и налетел на Манфреда всем телом, всем своим гневом. Воздух вышибло из груди Манфреда, и, сцепившись, мальчишки упали на груду мертвой рыбы.

Они покатились, и Шаса ощутил силу противника. Руки у того оказались крепкими, как деревянные балки, а пальцы, которыми он вцепился в лицо Шасе, – подобными железным крючьям. Только внезапность и опустевшие легкие Манфреда спасли от немедленного унижения Шасу, так поздно вспомнившего наставления Джока Мерфи, учившего его боксировать.

«Не позволяй более рослому противнику сближаться с тобой. Отталкивай. Держи его на расстоянии вытянутой руки».