Власть мертвых

Ничего не добившись, Борис замкнулся в молчании. Было странно не слышать его болтовни, рассказов про былую жизнь, про покер и солнечный самолет. Несколько раз тот выходил из номера, чтобы поговорить по телефону, и возвращался еще более раздраженным. Комкая белье, как попало бросая в чемодан, он исподлобья поглядывал на Игоря, словно готовился сообщить неприятные новости.

После ужина в соседней дешевой пиццерии, как бы между прочим, спросил:

— А где твой паспорт? Надо из отеля выписываться.

— Для этого паспорт не нужен, — возразил Игорь, не глядя ему в лицо.

— Ну все равно, дай сюда, чтоб все документы в одном месте. Еще потеряешь.

— Не потеряю, — ответил Игорь, в который раз за этот день ощущая ноющий нервный тик в надкостнице, там, где в челюсть были вставлены титановые штифты.

Борис досадливо сплюнул, но промолчал.

После дождя воздух снова был душным и влажным. Лежа в кровати, Борис смотрел по спутниковому каналу передачу про церковь Сатаны, жевал прихваченный с собой сэндвич и шумно прихлебывал пиво прямо из банки. Игорь играл на айфоне в «Стратегию» и всякий раз, рассеянно натыкаясь взглядом на обнаженный, по-женски сдобный, розовый, бесстыдно свисающий набок живот, ощущал брезгливую неловкость.

— Испортили тебя мужички, — заявил Борис, когда Игорь снова подвинул свою кровать к стене. — Избаловали.

— А у тебя татуировка что значит? — решил вдруг спросить Игорь. Он уже знал, что факел накалывают в тюрьме в знак воровского товарищества, которому присягают в зоне, но хотел услышать, что скажет Борис.

— А у тебя вот это что значит? — Тот изобразил нервный тик щекой и глазом. — Чего ты дергаешься как паралитик?

Игорь сжал губы.

— Я ничего не знаю. От меня никакой пользы. Давай расстанемся, я просто завтра куплю себе билет на поезд, и все.

Борис неожиданно разволновался.

— Чего ты, русалочка? Куда еще поезд? Куда ж я тебя пущу, ты ж мой единый коханый…

Он вскочил и снова полез с потными объятиями, и тогда Игорь произнес:

— Знаешь, я тебе не рассказывал… Я спал с одним человеком, его убили. У него был вирус иммунодефицита.

Борис отвалил челюсть, его брови полезли на лоб, щеки пошли багровыми пятнами — он, видимо, вспомнил, как сам пару раз добился от Игоря секса без презерватива.

— Так ты проверялся?

— Месяца три назад. Каждый день же не будешь кровь сдавать.

Борис длинно выругался, сплюнул на пол. Посидел молча, ушел с телефоном в коридор.

По телевизору рассказывали, что основным догматом церкви Сатаны является не поклонение дьяволу, а безверие. «Нет ни Бога, ни дьявола, и каждый сатанист является богом для себя самого». Игорь вышел с сигаретой на балкон и, глядя на омытую дождем, опустевшую улицу, подумал, что людей давно не интересует ни Бог, ни дьявол, а только деньги и секс. Затем ему пришло в голову, что если бы он стал богом, то смог бы обрести веру в будущее, не расплачиваясь за это отверстиями собственного тела, в которые многие тянулись вложить не только персты.

Утреннее солнце выглянуло невыспавшимся лицом, словно раздумывая, стоит ли выбираться из постели облаков. Оплатив счет в гостинице, Борис помрачнел еще сильнее, как надоевшую одежду сбросив роль балагура-весельчака. Спускаясь вместе с ним по лестнице и садясь в машину, Игорь чувствовал себя как под конвоем — Борис даже дернул его за рукав, когда тот хотел сесть на заднее сиденье.

— Нет уж, голуба, поедешь впереди, со мной, — сказал он, и это была едва ли не первая за утро фраза, обращенная к Игорю. — Будешь радио вертеть.

Впрочем, «вертеть радио» не пришлось. Как только они выехали на трассу, Борис поставил в проигрыватель диск и включил звук на полную громкость.

Торговые склады по сторонам дороги сменили километры виноградников. Мелькали игрушечные домики под черепичными крышами, из динамиков звучал «Владимирский централ», и минутами Игорь чувствовал, что проваливается в воронку времени — ему казалось, что он дома, в Петербурге, что глаза ему слепит холодное октябрьское солнце и что он снова едет с дядей Витей на кладбище, где похоронена его мать.

Они ехали без остановки несколько часов. Игорь молчал, и Борис лишь изредка издавал возгласы, обращенные в основном к другим водителям. В придорожной закусочной он прямо из окна машины заказал для них гамбургеры и кофе, а через час остановился на обочине, чтобы справить малую нужду и позвонить по телефону.

Игорь уже не сомневался, что Борис везет его куда-то, где их обоих ждут. Почему-то он был уверен, что, если предпримет открытую попытку побега, Борис больше не будет церемониться — ударит его по затылку, свяжет и засунет в багажник или как-то еще заставит ехать с ним. Спастись можно было, только усыпив бдительность сторожа, поэтому Игорь старательно делал вид, что не находит в поведении своего спутника ничего необычного. Впрочем, это было почти правдой — просто теперь Борис стал самим собой, а необычным все было там, в женевской гостинице и на побережье, когда Игорь почти поверил в его искренность.