Власть научного знания

Когда ученые-активисты слишком часто бьют тревогу, которая затем оказывается ложной, это выходит боком самим ученым, ибо подрывает доверие в целом к науке и в частности к климатологии. Если нас слишком часто предупреждать «Берегитесь, волк!», мы скоро просто-напросто потеряем интерес. Один из активистов от науки извлек этот урок из озоновой политики:

Мы, ученые, «разрываемся» – с одной стороны, нужно предостеречь человечество, но в то же время не хочется всякий раз кричать «Катастрофа!». Ведь если делать это слишком часто, никто не станет тебя слушать. С другой стороны, предостерегая, мы знаем, что наверняка знаем не все. Проблемы можно переоценить, но можно и недооценить. Последнее было доказано внезапным появлением озоновой дыры. Непростая ситуация для науки (Пауль Крутцен в Die Welt, 23.10.1989, цит. в: Grundmann, 1999: 132).

Крутцен так же, как Роуланд и Молина, явно выступал в роли адвоката. Эти трое действовали за пределами того, что считалось научным консенсусом. Они предупреждали об опасности от себя лично, а не от имени организации, и открыто выступали за определенный политический курс. Тогда эту роль ценили немногие. Что касается МГЭИК, то ее эксперты, как нам представляется, поддерживают ту или иную сторону иногда открыто, а иногда скрыто (причем оба эти случая сложно однозначно разделить), а научный консенсус выдает непрерывный сигнал тревоги. Долго так продолжаться не может.

Эффект стадности

Пороговая модель Грановеттера (Granovetter, 1978) подходит для анализа социальных ситуаций, когда большое число действующих агентов ориентируется в своих действиях на действия других при практически полном отсутствии институциональных прецедентов, на которые можно было бы ориентироваться, и при высоком уровне неопределенности. В результате возникает эффект стадности. Небольшая группа с низким пороговым значением быстро берет на себя роль лидера (в данном случае – роль адвокатов) и пытается заручиться поддержкой коллег, у которых, однако, пороговое значение выше. Они, прежде чем позволить убедить себя в необходимости действий, хотят увидеть более полные данные или других значимых и заслуживающих доверия лиц (либо же заслуживающие доверия организации), которые занимают соответствующую позицию. Так, один исследователь, с которым Грундманн проводил интервью в рамках своего исследования по озоновой политике, сказал:

Многие люди ждали, чем это закончится. Потому что большинство ученых в большинстве областей не хотят подавать голос, если только они действительно тщательнейшим образом не изучили данную область, чтоб говорить о ней с полной уверенностью. Число химиков/метеорологов, разбиравшихся в химических свойствах газообразного хлора и в метеорологии, на тот момент было очень, очень незначительным. Поэтому никто и не ждал, что многие ученые выскажут свое мнение. Возможно, они говорили что-то вроде: да, это звучит очень интересно и даже убедительно, но когда в это верят – это нечто совершенно другое (Grundmann, 2001: 58).

Как мы знаем, ситуация изменилась с наступлением кризиса, т. е. с обнаружением озоновой дыры. В климатической политике мы до сих пор не пережили подобного кризиса и наблюдаем лишь попытки вызвать их, по крайней мере, символически (как показывают приведенные выше примеры). Вне зависимости от того, придумана ли ситуация или она существует в действительности, если она определяется как реальная, она имеет реальные последствия (как гласит знаменитая теорема Томаса). Ниже мы рассмотрим три арены, на которых можно наблюдать в действии эффект стадности, заставляющий релевантных действующих агентов поверить в то, что изменения климата происходят в реальности и представляют опасность.

СМИ