Власть научного знания

Кроме того, мы разделяем его скептическое отношение к слишком сильной фиксации на целевых установках (что свидетельствует, скорее, о нежелании действовать, нежели наоборот) и его мнение о том, что адаптация к изменению климата должна быть проактивной.

Связь между общественным мнением и мерами правительства Гидденс рассматривает в контексте теории Кингдона (Kingdon, 1984) о политических течениях, окнах возможностей и политических предпринимателях. Эта теория предлагает решения возникающих проблем тем, кто ждет этих решений. В кризисных ситуациях особенно велика вероятность того, что откроются политические окна (возможности), и решающую роль может сыграть своевременная презентация убедительных решений. Гидденс, правда, использует понятие политического предпринимателя в очень узком смысле, ограничивая его лишь традиционным кругом политиков и тех, кто принимает решения. Интересно, что ни у Кингдона, ни у Гидденса мы не встретим упоминания ученых или каких-либо других экспертов. Их нет в списке тех, кто может влиять на политическое решение. В контексте нашей аргументации и проблематики данной книги этот аспект особенно важен. Гидденс упоминает о «фрейминге» и «фокусирующих событиях», тем самым отдавая должное роли СМИ. Общий настрой нации имеет огромное значение и «оказывает существенное влияние на то, где и когда сходятся в одной точке проблема, политика и политические течения» (Giddens, 2009: 112). Это действительно так, а позицию Гидденса мы разделяем и в том, что не следует слишком сильно полагаться на результаты климатологических исследований, но, несмотря на это, мы считаем, что ученые в роли политических предпринимателей все же заслуживают нашего внимания. Это не значит, что они всегда играют положительную роль. Во-первых, параллельно с ними действуют и другие участники, а во-вторых, ограничение процесса исключительно научной сферой может привести к его замедлению.

МГЭИК, бесспорно, сыграла главную роль в определении политического курса. Без ее участия изменение климата не было бы одной из важнейших глобальных проблем, каковой оно является сегодня. И все же МГЭИК демонстрирует и типичные слабые стороны традиционного модуса отношений между наукой и политикой. Считается, что правительства должны следовать рекомендациям ученых, поскольку последние производят лучшее из возможного знания за счет достижения консенсуса в своей среде. Даже если оставить в стороне вопрос о необходимости консенсуса, МГЭИК пренебрегает важным аспектом, а именно ограниченной возможностью контролировать социальные параметры действия. Возвращаясь к нашему различению, мы можем констатировать, что МГЭИК производила знание для практики, но не практическое знание. Призывая к сокращению выбросов парниковых газов во всем мире, МГЭИК, по-видимому, не учитывает того, что на выбросы влияют факторы, которые превышают возможности политического контроля со стороны правительств. Уровень выбросов парниковых газов зависит от экономической деятельности, а правительства не могут быть заинтересованы в ее сокращении. Так политика оказывается перед необходимостью предпочесть одно другому. Как показывает опыт, до сих пор экономический рост был для политики важнее, чем обеспокоенность потенциальными климатическими кризисами в будущем. Разумеется, у изложенной здесь проблемы нет простого решения. Но оставлять ее вовсе без решения и просто убеждать политиков в том, что они должны набраться духу и поставить экологию выше экономики, нам не кажется разумным. По-видимому, быстрого способа, оставляющего пространство для поиска решений, нет. Единственная реалистичная альтернатива, вероятно, заключается в долгосрочной реструктуризации экономики и общества за счет развития низкоуглеродных технологий и защиты от возможных рисков.