Власть научного знания

Так, например, в кейнсианской теории отсутствует анализ производительности. С одной стороны, это наверняка вызвано тем, что речь здесь идет об экономическом параметре, который в уравнении экономического процесса расположен на стороне предложения. С другой стороны, сознательное игнорирование проблематики производительности отражает те условности, которые имели место в экономической мысли того времени. Дело в том, что в период между 1900-м и 1920-м годами произошел один из мощнейших производственных сдвигов современности. Это, вне всякого сомнения, дало повод для оптимизма, и проблема ограниченности предложения, о которой неустанно твердила классическая экономика, казалась, по крайней мере, не такой актуальной. Отсюда Друкер (Drucker, [1981] 1984: 9) делает вывод о том, что «произошедший в теории производительности поворот от теории, предполагавшей заложенную в системе тенденцию к снижению доходов, к теории, предполагавшей их равномерное увеличение, является одной из главных причин кейнсианской “научной революции”». Именно этот поворот сделал возможным «смещение акцента с предложения на спрос или, другими словами, веру в то, что производительность отличает внутренне присущая ей тенденция к избыточному производству, а не тенденция к дефицитарности»[53].

Впрочем, к факторам, оказывающим существенное влияние на экономические показатели современных обществ, относятся и социальные процессы. Их, пожалуй, можно было бы назвать дериватами тех факторов, особое значение которых подчеркивал еще Кейнс.

Пример такого фактора – ожидания участников экономической деятельности (акторов). Впрочем, сегодня реакция экономических акторов на информацию, которая может иметь влияние на экономические процессы, гораздо более непосредственная. Экономические процессы в целом стали намного гибче, чем еще несколько десятилетий назад. Другими словами, сегодня практически все убеждены в том, что будущее неопределенно, что завтрашний день не оправдает сегодняшних ожиданий и что слухи, изменчивые настроение и предвосхищение будущих тенденций существенным образом влияют на экономическую деятельность[54]. Это распространенное мнение, в свою очередь, питает убеждение в том, что только быстрая реакция на изменение экономических показателей может быть правильной.

Наконец, говоря о причинах снижения практической значимости кейнсианской теории для экономической политики 1970-х-1980-х годов, нельзя упускать из виду тот факт, что сам по себе успех идей Кейнс, так сказать, исчерпал их потенциал. Кейнс не думал о том, что будет, если предложенные им меры станут частью общей идеологии и основным инструментом экономической политики во многих странах. Одним из условий, при которых кейнсианская политика может быть эффективной, безусловно, является то, что никакие встречные процессы не противодействуют, в частности, мерам по регулированию спроса. Однако если экономические акторы предвосхищают «регулирование спроса за счет фискальной политики с целью достижения полной занятости, то эффективность этой политики подрывается инфляцией» (Scherf, 1986: 132). Тот факт, что кейнсианская теория и экономическая политика как бы упраздняют сами себя, имеет, вероятно, и другие, более глубокие причины. Речь здесь идет не только о мысленном предвосхищении последствий экономической политики по модели Кейнса. Изменились базовые структурные характеристики мировой экономики, и эти изменения были вызваны не в последнюю очередь успехом кейнсианских идей.