Читаем Власть научного знания полностью

Встретились обе дисциплины лишь после 1965-го года. Как утверждают Харт и Виктор, это не было связано ни с накоплением новых знаний, ни с осознанием того, что изменение климата выходит из-под контроля. Просто ведущие представители этих дисциплин стали мыслить уже не как ученые, а как предприниматели. Когда перед ними открылась возможность представить свой труд широкой общественности не как тему узко ограниченного исследовательского проекта, а как фундаментальную проблему естествознания, они не преминули этой возможностью воспользоваться. Вдохновленные новым позиционированием климатологических исследований, Ревель и его коллеги стали более решительно искать средства для финансирования своей научной работы и стремиться к расширению изучения круговорота углекислого газа и моделирования атмосферных процессов (Hart & Victor, 1993: 657). Изучение этой проблемы считалось главной задачей, обеспечивающей основу для последующих действий. В 1973 году ученые исходили из того, что фундаментальные исследования будут завершены к 1980-му году (NAS, 1973, цит. по: Hart & Victor, 1993: 679). Впрочем, для многих участников политических инициатив научный прогресс был далеко не главной целью.

Харт и Виктор так описывают послевоенный период климатологических исследований:

Моделирование атмосферных процессов, возникшее из математического прогнозирования погоды и изначально финансируемое вооруженными силами США, по всей видимости, последовало примеру послевоенной физики, обретя и сохранив относительную независимость. Это позволило ученым, занимавшимся моделированием атмосферы, свободно плавать в своем «научном потоке», если использовать формулировку Кингдона. Глобальный «эксперимент» по изучению парникового эффекта был интересной научной проблемой, но не такой, которая бы требовала политического вмешательства (Hart & Victor, 1993: 654).

Кроме того, новая дисциплина – климатология – не давала однозначного ответа на актуальные вопросы, как было показано в одной из статей журнала Time в 1968 году, где освещалось противостояние между теорией глобального потепления и теорией глобального похолодания. Авторы статьи отмечают, как сложно найти такое научноэкспертное знание, которое можно было бы использовать при принятии политических решений. И приходят к следующему выводу: «Катастрофа кажется уже неминуемой, но непрофессионалам сложно понять, откуда именно ее ждать» (цит. по: Hart & Victor, 1993: 656).

В середине 1960-х годов дискуссия о парниковом эффекте как объекте фундаментального исследования велась главным образам в связи с федеральной программой модификации погоды. Эта программа свидетельствовала в пользу признания того, что в данном случае речь идет о фундаментальных исследованиях. В то же время она блокировала попытки расширить и объединить исследования круговорота углерода и моделирование атмосферных процессов. Сопротивление со стороны чиновников и Конгресса вызывало раздражение у предприимчивой академической элиты, занимавшейся исследованиями океана и атмосферы. С конца 1940-х годов, когда проводил свои эксперименты лауреат Нобелевской премии Ирвинг Лангмуир, интерес правительства в отношении меняющейся погоды ограничивался увеличением количества осадков (и в первую очередь возможностью вызвать дождь в южных штатах путем генерации облаков), что, по сути, имело мало общего с проблемой изменения климата в глобальном масштабе (Hart & Victor, 1993: 657).

Финансирование федеральной программы модификации погоды за период с 1966 по 1971 год выросло почти вдвое (с 9 млн. долларов до 16 млн.). В то же время примерно на 20 % сократилось финансирование исследований «непреднамеренных изменений погоды и климата» (с 434 000 долларов до 360 000). В эпоху технологического оптимизма проблеме «непреднамеренных изменений климата», по сравнению с модификацией погоды, недоставало «гламура» (Hart & Victor, 1993: 660). Когда начало широкомасштабным климатологическим исследованиям все же было положено, а климатическая политика была внесена на повестку дня, причиной этому послужил отнюдь не неудержимый научный прогресс. Харт и Виктор указывают на особую роль политических предпринимателей:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Комментарии к материалистическому пониманию истории
Комментарии к материалистическому пониманию истории

Данная книга является критическим очерком марксизма и, в частности, материалистического понимания истории. Авторы считают материалистическое понимание истории одной из самых лучших парадигм социального познания за последние два столетия. Но вместе с тем они признают, что материалистическое понимание истории нуждается в существенных коррективах, как в плане отдельных элементов теории, так и в плане некоторых концептуальных положений. Марксизм как научная теория существует как минимум 150 лет. Для научной теории это изрядный срок. История науки убедительно показывает, что за это время любая теория либо оказывается опровергнутой, либо претерпевает ряд существенных переформулировок. Но странное дело, за всё время существования марксизма, он не претерпел изменений ни в целом и ни в своих частях. В итоге складывается крайне удручающая ситуация, когда ориентация на классический марксизм означает ориентацию на науку XIX века. Быть марксистом – значит быть отторгнутым от современной социальной науки. Это неприемлемо. Такая парадигма, как марксизм, достойна лучшего. Поэтому в тексте авторы поставили перед собой задачу адаптировать, сохраняя, естественно, при этом парадигмальную целостность теории, марксизм к современной науке.

Дмитрий Евгеньевич Краснянский , Сергей Никитович Чухлеб

Обществознание, социология