Власть нулей. Том 2

– Честно говоря, я не очень хорошо понимаю эту эмансипацию. Мои глаза мне говорят, что стало больше пьяных баб, и они чаще делают аборты, потому что не имеют хотя бы базовых навыков личной гигиены и школьных знаний анатомии. А борцы за права человека на деле ничего не знают о реальной жизни этого самого человека. И не хотят знать, а лишь навязывают обществу избитые стереотипы, что аборты и участие в выборах – это и есть счастье. Сейчас отовсюду свистят, что якобы раньше женщины не работали, а теперь «отвоевали» это право у мужчин, хотя мужики его сами им отдали, без боя. Это крестьянки-то не работали? Возможно, не работали баронессы какие-нибудь или герцогини, но их в любой стране было не больше десятка. Остальное население было аграрным, как бы сейчас многие не трясли своими якобы дворянскими кореньями, и вело натуральное хозяйство. У меня бабка в юности сбежала сюда в город на комбинат со своей мызы от крестьянской каторги. Там ей надо было вставать в пять утра, доить коров, выгребать из-под них навоз, таскать воду с колодца, заготавливать сено, колоть дрова, ухаживать за курами и утками, чесать коз, прясть пряжу, копать огород. А в нашей холодной стране любые полевые работы могут свети на нет то заморозки в июне, то град в июле, то снег в сентябре. Изловчись при таком раскладе получить хоть какой-то урожай. Конечно, у крестьян не было трудовых книжек с записью об этом, никто не учитывал их труд в счёт будущей пенсии, но они вкалывали, как заводская турбина. Они всю жизнь жили на одном месте, никуда не ездили, не зная отпусков, потому что коровы и гуси никак в отпуск не отпустят. А на комбинате она получила место в общаге с видом на «улучшение жилищных условий» в коммуналке, съездила в отпуск на море, закончила курсы лекальщицы, и на работе фактически отдыхала: мелом размечала листы металла и фанеры и отправляла на распилку. Она всю жизнь так и говорила про свою работу, что отдыхает на ней после деревенской каторги. И уже тогда были мужики, которые ныли, как им трудно на этом чёртовом комбинате работать, как тяжело приходить каждый день на работу к восьми утра. Городские сопли, что с них взять. Её поставили бригадиром над ними, потому что они уже тогда боялись всякой ответственности, и она смеялась: «Ребята, вы ещё не видели, что такое трудно». Они норовили обязательно опоздать, потому что не могли донести свою жопу до работы «так рано», а трудовые коллективы уже тогда пытались их брать на поруки, воспитывать, прорабатывать и уговаривать отработать хотя бы положенную норму. Всё это блядство как раз тогда насаждалось пока ещё здоровому обществу одними пьяницами для других пьяниц. Когда бабка решила выходить замуж, то призадумалась, кого выбрать из этих хныкалок. Выбор пал на моего деда, которого она нашла уже здесь в деревне. Деревенские мужики тогда не были такими пьяницами, какие сейчас обитают даже в городах, а ещё ей очень понравилось, что он всю Первую мировую прошёл, но вернулся живым и пригодным к мирной жизни. Бабка решила, что надо брать такого живучего и устойчивого к потрясениям фрукта, пока не испортился. Он происходил из такой же огромной крестьянской семьи, как и она, много работал с детства, поэтому даже не догадывался, что по поводу ежедневного подъёма на работу можно закатывать бурные истерики и стяжать сострадание и «понимание» у слабого пола. Вот за это она его всегда жалела.

– Она, наверно, очень сильная была?