Власть подвала

Но мы говорим о конце света, а мир есть нечто большее, чем только одна планета Земля. Уже сейчас человек начал медленную и осторожную экспансию в космическое пространство. Техника сделает это проще и гораздо быстрее. Она будет прорастать в другие миры как раковая опухоль – не нуждаясь в солнце, воде, пище, кислороде, температурном комфорте и прочих милых человеку мелочах.

Длительность этого процесса – сотни лет, по максимуму. А что же случится дальше?

Дальше настанет пора следующей стадии, еще более сжатой во времени. Период ее развития будет не более нескольких десятилетий, а скорее всего, гораздо меньше, например, несколько секунд. Это, пока неведомое нам нечто, будет существовать в компьютерных сетях (или в будущих аналогах таких сетей), как нынче человек существует в природе – и изменять их по собственному желанию и собственными силами. Так сегодня человек изменяет окружающую его неживую природу.

Трудно сказать сейчас, что это будет – возможно, если сравнить сегодняшние компьютерные вирусы с древними бактериями, жившими на Земле три миллиарда лет назад, а будущие информационные существа с быстроногими ящерами, населяющими ту же Землю позднее, то в сравнении будет определенный смысл. Новая форма будет по необходимости невещественной и лишенной инерции вещества. По нашим меркам она будет развиваться просто мгновенно – и столь же мгновенно менять мир – включая не только мир техники, но и мир человеческой жизни, и мир неживой природы.

И в некую секунду мир будет изменен так, что жизнь человека в нем станет невозможной.

Но спустя мельчайший отрезок времени и эта форма будет вытеснена новой, быстрейшей. Та – следующей, и так до бесконечности, хотя бесконечность эта вложится вся в доли секунды. Законы природы будут изменены настолько, что не останется ничего знакомого нам. Мир не погибнет в огне – потому что ничего подобного огню уже не сможет существовать. Единственное, что можно утверждать – времени больше не будет.

Не будет нашего времени, хотя по нашей равномерной временной шкале можно отметить момент смерти вселенной – момент, после которого вселенной не станет.

Но на самом деле мир не умрет, а уйдет в сторону от времени и пространства, провалится в бесконечное ускорение. И каждая следующая стадия будет приближать его к пределу, который по нашим понятиям означает смерть – но предел этот не будет достигнут никогда. Произойдет мгновенная, по нашим меркам, экспансия новой сущности от Земли к самым краям вселенной. Это расширение будет быстрее скорости света – и оно уничтожит одним своим присутствием и свет и всякое понятие о его скорости.

Когда это произойдет? Когда будет поставлена самая последняя точка? Скоро, но наверняка не на наших глазах. Вероятной датой кажется двадцать третий век.

Или двадцать четвертый. Может быть, это случится гораздо раньше. Это будет полной катастрофой для человека, но не для мира – в котором человек есть лишь одна из ступеней бесконечной лестницы.

Кстати, о ускорении времени: время жизни каждого из нас также течет неравномерно, оно ускоряется. Первые детские годы тянутся долго, а в старости десятилетия просто мелькают: только что мне было шестьдесят, а уже восемьдесят, да как же так? Как будто мы рождаемся хрупкой игрушкой в заоблачных высотах и сразу же начинаем падать, ускоряясь и ускоряясь – чтобы потом хлопнуться о бетонную плиту смерти. Интересно, если бы мы жили 10 миллиардов лет назад, ускорялось бы время так же как сейчас?

16

Для меня остались темными по крайней мере три вопроса. Первый: почему этого не случилось до сих пор? Маловероятно, что именно земля есть исключительный лидер вселенской эволюции. Слишком уж она мала и обыкновенна.

Второй вопрос: если все мы погибнем – то стоит ли жить и рождать детей, которые окажутся еще ближе к моменту последнего взрыва? И не подобны ли мы людям в лодке, неотвратимо сползающей в водопад, которые все же расставляют фигурки для новой шахматной партии? Вопрос третий: есть ли для человека выход в этой ситуации; или хотя бы, – возможен ли хоть какой-нибудь выход?

Я открыл глаза и уставился в потолок. Затем вспомнил о Пьете. Я нашел ее в передней комнате, лежащей на полу, у стола. Сейчас она, без сомнения, была каменной. Ее лицо оставалось печальным и спокойным. Что теперь? Теперь, если на ней не найдут следов склейки, ее выдадут за неожиданно найденное творение древнего мастера. Тысячи людей умудрятся заработать на этом деньги, и деньги немалые. Еще один сгусток страдания ушел из подлунного мира. И что-то неповторимое ушло с ним, ушло навсегда.