Власть полынная

– Я не холоп, князь Иван, и для меня ты не государь. А как новгородцы о том мыслят, у них и спросишь.

Иван Третий подал знак, подбежали оружные дворяне.

– Казните холопа!

Пройдя по Двине, воевода Тютчев повернул на Устюжну. Шёл не торопясь, с передышками. Любил вперёд, в авангард, выставлять отряд дворян. Конные, хорошо оружные, они расчищали путь.

В землях двинских новгородцы не слишком и сопротивлялись, особенно когда узнали, что московские полки уже под Новгородом…

Потерпев поражение на Шелони, часть новгородских ратников оказалась пленённой, часть погибла, а часть под прикрытием владычного полка укрылась за новгородскими стенами.

Среди взятых в плен и казнённых оказался второй воевода Дмитрий Борецкий. Пленили и главного воеводу Казимера. А третьему воеводе, Василию Селезнёву, удалось вырваться из окружения. Он провёл часть ратников мимо Новгорода, переправился через Мету, обмелевшую в эту засушливую пору, и двинулся на Устюжну.

Воевода Селезнёв был убеждён, что переждёт лихолетье на Двине, пополнится людьми и продовольствием.

Не доходя до Устюжны, новгородцы решили сделать трёхдневный привал. Не знал воевода Василий Селезнёв, что в эту пору к Устюжне подошли ратники воеводы Тютчева. Они остановились, выжидая, когда Новгород окажется в осаде, чтобы пойти на помощь московским полкам.

Вызвав Саньку, старшего из дворянского отряда, Тютчев велел ему расчистить дорогу.

Опустив повод, Санька ехал, задумавшись. Он и предположить не мог, что опасность совсем рядом и новгородцы устроили авангарду засаду. Дворянский отряд едва оказался на лесной дороге, как из-за деревьев выскочили новгородцы и взяли конных в топоры. Закричали первые раненые, звон металла и конское ржание раздались в лесу.

Рванулся Санька к Селезнёву. А тот уже сам на него коня правит, кричит зло:

– Новгородцы, не щади московитов!

И насел на Саньку. Видит тот, что воевода опытный воин. От первого удара увернулся, и кто знает, спасся бы Санька от второго, если бы конь под ним не сделал свечку. Изловчился Санька, перегнулся и наотмашь ударил новгородца. Залился воевода кровью и сполз с седла…

В коротком бою не выстояли дворяне. Многие полегли на той поляне. Свалив Селезнёва, Санька с оставшимися пробился через кольцо новгородцев.

Ночами Новгород освещали пожары. Горело ополье. Загородные усадьбы и избы пожирал огонь. С грохотом рушились бревенчатые строения, рассыпались множеством искр.

С высоты городских стен жители взирали на всё с горечью. Говорили, сокрушаясь:

– Сами строили, сами жжём!

– Коли не нам, так и не московитам…

Борецкая из палат не выходила, даже на подворье не появлялась. Закрылась в горенке, молилась перед распятием. Молилась за упокой души убиенного Дмитрия, молилась за поруганный Новгород.

Блики пожаров отражались в чистых стекольцах окошек, ползали по стенам…

Всполохи не видны в Русе, куда перебрался из Яжелбиц Иван Третий. В Русу стягивались московские полки, нацелившиеся на Новгород, становились лагерем. Подошли дружины тверского князя и татарские отряды. Пришёл и воевода Тютчев, уничтожив под Устюжной отряд новгородских ратников.

Вскоре многочисленные московские полчища выступили к Новгороду.

Новгородское посольство приехало в Русу. Иван Третий расположился в уцелевшей просторной избе. Два дня не принимал владыку и посадника, предоставив это воеводам и боярам московским. Только после этих переговоров Феофила и Ивана Лукинича ввели в избу.

Иван Васильевич хоть и говорил с ними грозно, но честь выказал, позволив сесть. После чего спросил, с чем их прислал Новгород.

Архиепископ Феофил униженно взмолился:

– Государь, не надобно споры мечом решать, когда мы и миром урядимся!

Иван Третий поднял брови:

– Мир, сказываешь, владыка, подписать? Но на каких условиях?

Иван Лукинич, бороду подёргав, выставил лисью мордочку:

– Мы просим тебя, государь, чтоб ты увёл свои полки с новгородских земель и не чинил нам разора.

Иван Васильевич удивлённо поднял брови:

– На таких условиях я вам, послы, мира не дам. Думайте и впредь с моими боярами уговаривайтесь. А как определитесь и бояре с вами в согласии будут, тогда и я вам свои условия продиктую…

Июль минул, августу начало…

И снова привели к Ивану Третьему новгородское посольство. Теперь уже в Коростень. И было оно готово выслушать условия великого князя Московского.

В присутствии воевод и бояр государь сказал:

– Много бед причинили вы, новгородцы, своей непокорностью. Но ещё большее зло я вижу в том, что для вас Литовская земля дороже Русской. Казимиру вы кланялись и ему присягать намеривались. Договор с Казимиром подписать собрались. Теперь выслушайте мои условия мира. Новгород даст Москве откуп в шестнадцать тысяч рублей. Да не по частям, а сразу. Признает нерасторгаемый союз с великими князьями московскими.

Государь оторвал глаза от текста, заметил:

– Чтоб такому непокорству не бывать, наряжаю я в Новгород сына, молодого великого князя Московского, а вы в город его не впускаете…

И снова принялся диктовать следующие условия: