Власть полынная

Но воевода об этом не думал. Его тревожило возвращение в Москву и гнев великого князя Ивана Третьего. Стрига никак не хотел винить себя в неудачах. Неблагоприятная погода, нехватка продовольствия, болезни, наконец, коварное поведение казанцев. Воевода не признавался себе, что он плохо подготовил рать к предстоящему походу, мало занимался обозом и продовольствием.

В колымагу заглянул воевода головного полка, сказал, что ратники просят остановиться на отдых. Стрига только рукой махнул: дескать, решай сам.

Слышались удары бичей — то ездовые подхлёстывали коней, тянувших колымагу. Стрига-Оболенский вдруг подумал, почему не дудят дудочники и не бьют бубны — всё ж легче было бы шагать ратникам. Но потом передумал. Сам ведь позволил дать полкам отдых…

Когда московское войско было уже на полпути, прибыл гонец от государя с повелением полкам возвращаться в Москву.

Великий князь Иван Молодой, узнав, что затеянный поход на Казань потерпел неудачу, спрашивал сам себя, виновен ли в этом лишь Стрига-Оболенский?

А государь в гневе метался по палате, развевались полы шитого серебряной нитью кафтана. Великий князь Московский кричал:

— Доколь позор терпеть!

Боярин Любимов попытался вставить слово, но Иван Третий остановился напротив и выкрикнул:

— Не только великий князь я есть, но и государь Иван Васильевич! — Поднял палец. — Слышите, бояре, государь! Кто во всём виновен? Князь Стрига-Оболенский!

Молодой великий князь хотел подать голос в защиту Стриги, но Иван Третий продолжал выкрикивать:

— Князь Холмский побил татар, хотя у него сил было мало! Стрига не мыслит, что по его глупости бесчестие терпим! А ведь какое воинство послали в подмогу Касиму! Ан татары перехитрили наших воевод. Сколь люда погубили!

Иван Васильевич вышагивал по палате. Приостановится, задерёт бороду, зыркнёт по сторонам и снова вышагивает. И ни у кого не хватило смелости прервать государя, напомнить о той Думе, когда сообща решили послать полки в подмогу Касиму.

Князь Даниил Ярославский намерился что-то сказать, но Иван Третий прервал его:

— Тебе, Данила, позор князя Стриги покрыть. Поведёшь полки на Вологду, оттуда на Великий Устюг. Покараете вятичей, чтоб казанцам не кланялись. Конно и лыжно пойдёте. С тобой, Данила, пойдёт великий князь Иван Молодой.

Когда бояре покидали палату, государь остановил Беззубцева:

— Надобно, Константин Александрович, честь Москвы сберечь, а потому готовь судовую рать. По первому теплу плыть на Нижний Новгород и, коли удача выпадет, Казань потревожить.

Минул месяц.

Полки воеводы Даниила Ярославского покидали Москву. Уходили на Вологду, чтобы оттуда двинуться на Великий Устюг. Из Великого Устюга, пригрозив вятичам, чтоб не кланялись казанцам, Даниил Ярославский вместе с великим князем Московским Иваом Молодым намерились спуститься к Нижнему Новгороду и оттуда угрожать Казани.

Шли полки под звуки труб и удары барабанов. Раскачивались хоругви и стяги. Двигались конно и на санях, бежали на лыжах. В первом дворянском полку, что следовал в голове колонны, ехал на коне и Санька. В прошлые лета проходил он этой дорогой, но теперь ратников ведёт и молодой великий князь Иван.

Санька иногда видел его издалека. Они с воеводой ехали в одних санях.

Дорога от Ростова тянулась, минуя Переславль-Залесский, пролегала землями мещёрскими, где проживал мирный народ мещера, который растил хлеб, охотился, бортничал, селился немногочисленными деревнями.

Давно то было, когда и Ростов, и Суздаль побывали стольными городами, но то время минуло, теперь эти городки были городами великого княжества Московского…

На много вёрст разбросались полки. Весело шли ратники по морозу и по накатанной дороге. Так до самой Вологды двигались.

Вологда — городок малый: на одном конце аукнут — на другом откликнутся. Избы бревенчатые рубленые, улицы и дороги снегом занесены. Боярских хором здесь несколько, и те бревенчатые.

Торговля в Вологде бедная, по большим праздникам окрестный люд собирается. Гости из чужих земель редки, да и своих купцов встретишь нечасто. Что в Вологде купить, что продать, разве по мелочи?

Великий князь Московский Иван Молодой отогревался в Вологде у боярина Ашихина. По вологодским меркам боярин богатый, по московским — так себе. Рассказывал, вотчиной его предка московский князь Калита жаловал, когда собирал дань для Орды. Бывая в этих краях, Калита подолгу останавливался у прадеда боярина Ашихина.

— Вотчина моя, — говорил боярин, — меня кормит. Платят мне смерды, какие на моих землях живут, зерном, а ещё белкой и мёдом…

Передохнул Иван Молодой у боярина Ашихина, совсем намерился сказать воеводе, что пора ратникам в дальнейший путь выходить, но нежданно поднялась метель, света белого не стало видно. Замело всё, ветер выл голодным волком, рвал крыши изб.

— Надо бы уже на Великий Устюг двигаться, а вишь какая непогодь, — заметил воевода Даниил Ярославский.

— В такую пору лучше в Вологде отсиживаться, чем ратников морозить, — сказал Иван Молодой.

И пережидали.