Читаем Власть полынная полностью

Иван Молодой попал на пожар, когда пламя слизало уже четверть Москвы. Огонь перебрасывался с крыши на крышу, и солома полыхала жарко. С треском рушились стропила, далеко разбрасывая искры. Они разлетались роем.

Государь уже был на пожаре. Слышался его громовой голос:

— Воду, воду подавайте! Крушите вокруг избы, не давайте огню перекинуться!

Иван Молодой вырвал багор у старухи, оттаскивал тлеющие брёвна, сбивал пламя.

На боярских хоромах дворня заливала водой крыши, не давая им воспламениться.

К утру пожар загасили. Мужики тушили головешки, успокаивали баб:

— Аль впервой Москве гореть, новые избы срубим…

Во дворце Иван Молодой с государем мылись над тазом, гридень поливал им на спины. Отец говорил:

— Не кучно надобно строиться, аль места мало? Да крыть не соломой следует, а дранкой. Эвон, как бояре терема кроют либо иноземцы. Тогда и огню не так вольготно разгуляться.

Иван Третий во гневе. Последними словами поносит коварство казанцев и старую ханшу. Ведь приговорили Казань не воевать, вняли просьбе Гульнары.

Ан нет. Воеводы Нагой-Оболенский и Беззубцев уведомили, что хан Ибрагим попытался перекрыть им волжские пути да ещё пригрозил Нижний Новгород взять.

Но русская рать хана побила и отбросила к Казани. На Думе государь вопрошал:

— Доколе?

Но бояре отмолчались. А князь Курбский заметил:

— В коварстве суть ордынская!

Иван Третий призвал своих братьев: Юрия из Дмитрова и Андрея из Углича. Закрылись в малой палате, стали думать, как с казанцами поступить. Андрей заикнулся было:

— К чему нам Казань? Её тронешь, вся Орда поднимется.

Нахмурился государь, но тут Иван Молодой на Андрея накинулся:

— Аль мы татар первыми тронули? Не они ль до самой Вятки достали нас, вятичей замучили, пограбили?

Иван Третий решительно взмахнул рукой:

— Нет, братья. И ты, Юрий, и ты, Андрей, с дружинами своими выступите к Нижнему Новгороду. Там соединитесь с воеводами Беззубцевым и Нагим-Оболенским. На Казань двинетесь, поучите казанцев... А Ордой нас, Андрей, не стращай, мы ноне не те, какие были во времена Батыя. Вся русская земля за нами.

Вёрст за сто до впадения в Волгу Суры-реки братья Ивана Третьего князья дмитровский и угличский решили расположиться и дождаться прихода воевод из Нижнего Новгорода. Шли, не встречая сопротивления. Будто вымерли леса, и ни русских, ни татарских поселений.

У излучены Волги разбили дружинники лагерь, поставили князьям шатры, себе соорудили шалаши и навесы. Окрестности стоянки огласились многими голосами, конским ржанием. Горели костры, и дым, запах варева слышались не на одну версту.

С вечера лагерь одолевали комары. Их полчища слетались со всей дальней и ближней округи. Они звенели, кружась, вились вокруг ратников.

Князья выходили из шатров, садились у костра под спасительный дым и, отмахиваясь от назойливых комаров, переговаривались:

— Понесла нас нелёгкая в такую даль, — брюзжал князь Андрей. — Мне бы к Угличу прирезал Иван два-три городка, и с меня довольно. Нет же, погнал Казань воевать!

Юрий рассмеялся:

— Иван спит и зрит всю землю русскую под себя подгрести.

— Ему всё мало. Эвон, на Новгород позарился!

— На Новгород и отец наш, Василий Тёмный, замахивался, да смерть помешала.

— Однако новгородцы и сами повинны. Корыстны безмерно. К чему Литве кланялись? Мы-де люди вольные, город вечевой! Иван лишит их такого удовольствия. Забудут, как колокол их трезвонит…

— Помрёт Иван, не бессмертен, — переделим уделы.

— Как переделишь? Иван и о том подумал. Ивана Молодого отчего великим князем Московским поименовал? А себя государем величает! Русь-де моя, и вы, братья меньшие, не боле мне, чем люди служилые. А ослушаетесь — и того лишу, что отец вам выделил…

Ещё не отчалили суда и ладьи из Нижнего Новгорода, не выступили полки Нагого-Оболенского, а татарские лазутчики уже донесли хану Ибрагиму, что на Казань пойдут объединённые силы русских.

Горластые бирючи[29] на пыльных улочках города, по базарам и у мечетей зазывно кричали, чтоб поднимался народ, вставал на урусов.

Везли в город камень, крепили стены и башни, готовили костры, подвешивали казаны, варили смолу, чтоб варом обдавать, ежели пойдут на приступ. А скорые мурзы помчались по отдалённым аулам, чтоб старейшины вели татарских воинов к хану Ибрагиму…

Настал час, когда на переполненных судах подняли паруса, а на ладьях, выгребая волжскую воду, тронулась в плавание судовая рать, раскрылись нижегородские ворота и потянулись пешие и конные воины. Шли под хоругвями и червлёными стягами, под звуки труб и удары барабанов.

Полки двигались, не опережая судовую рать. Та плыла днями и ночами, продолжая путь, зажигала сигнальные огни. Оглашая Волгу, подавали команду воеводы, перекликались ратники.

Чем ближе к землям Казанского ханства приближалось русское войско, тем воинственнее становились татары. Выскочат их отряды из засад, навяжут короткий бой, и нет басурман, унесутся, будто и не было их.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза