Власть предыстории

Однако в чем же эволюционное преимущество, которое получили наши предки от развития словесно-звуковой речи, если она оказывает тормозящее влияние на нервную систему организма? Почему словесная доминанта была столь необходима в процессе превращения обезьяны в человека?

Третья особенность словесно-звуковой речи состоит в том, что она возникла сравнительно недавно, видимо, у поздних неандертальцев или даже у кроманьонцев, когда шла подготовка к неолитической революции. Как показали исследования Филиппа Либермана и Эдмунда Крелина, восстановивших строение вокального тракта неандертальца и создавших при помощи ЭВМ модель его речеподобных звуков, глотка неандертальца была еще не слишком приспособлена для произнесения артикулированных звуков полного человеческого набора[110]. Факт позднего происхождения словесно-звукового пласта речи тем более неожидан и странен, что именно в это время происходит снижение объема мозга у гоминид. Создается впечатление, что прав был Ф. Ницше: «Наш познавательный аппарат устроен не в целях познания»[111].

Четвертая особенность словесно-звукового ряда речи: слово не означает ни предмета, который оно выражает, ни действия, которое подразумевает. То есть сигнал не схож с обозначаемым явлением и не порожден сходством. Слово «не означает предмета, а свободно выбирает, как бы для жилья, ту или иную предметную значимость, внешность, милое тело. И вокруг вещи блуждает свободно, как душа вокруг брошенного, не не забытого тела», — писал Осип Мандельштам. Эта поэтически точная фраза подводит итог тысячелетнему спору, начатому еще в платоновском «Кратиле». Слово «война» содержит (и никогда не содержало!) даже намека на кровь, убийство, грохот, насилие — все то, что напоминает и обозначает содержание войны. И в слове «кровь» не отражается ни цвет, ни вид, ни вкус крови. По отношению к своему смыслу слово индифферентно, безразлично; языковой знак произволен. Иначе один язык был бы похож на остальные.

Итак, эта особенность словесно-звукового ряда состоит в том, что он, взятый сам по себе, очищенный от просодики произносящего, не связан с эмоцией человека.

Резюмируем — четыре особенности человеческой речи нуждаются в объяснении: высокая развитость словесно-звукового ряда, способность тормозить эмоции, позднее развитие — когда произошел спад в объеме головного мозга, независимость слова от действия или предмета, которые оно обозначает, и несвязанность его с эмоцией.

Гипотез происхождения человеческой речи так много, что понадобилось бы написать отдельную книгу сих разбором. Создана (и не одна!) классификация этих гипотез, насчитывающая полтора десятка групп. Среди них гипотеза восклицаний, или пух-пух-теория; гипотеза звукоподражаний — боу-воу-теория; гипотеза имитации звуков, производимых предметом при ударе по нему, — дин-дон-теория; пение за работой — ю-хи-хоу-теория; жестикуляция ртом — та-та-теория; гипотеза детского лепета; гипотеза инстинкта, по которой язык обретается на определенном уровне эволюции; гипотеза соглашения, по которой люди добровольно договариваются о создании языка; божественная гипотеза — язык есть дар Божий; мутационная гипотеза — язык возник случайно, как некое биологическое событие; гипотеза жестов — как первоначальной фазы языка, и т. п. и т. п.[112].

Скажем сразу, что ни одна из гипотез не бесспорна, имеет свои уязвимые стороны, а главное, не объясняет происхождения четырех особенностей речи, возникших в предыстории. Отечественная школа АСгенетики следует в этом вопросе за Ф. Энгельсом, который утверждал, что развитие труда способствовало сплочению наших предков, так как благодаря ему участились случаи взаимной поддержки и совместной деятельности. У формировавшихся людей появилась, тем самым потребность сказать что-то друг другу. А потребность создала и свой орган — преобразовалась гортань обезьяны[113]. Эта точка зрения, модифицированная в соответствии с современной терминологией, продолжает господствовать в нашей научной печати и по сию пору, она практически единственная[114].

Против «трудовой» гипотезы происхождения речи выдвинуты серьезные возражения. Еще А. А. Потебня отмечал, что «творческая мысль живописца, ваятеля, музыканта невыразима словом и совершается без него»[115]. То же следует сказать и о математическом мышлении. Вообще у речи и труда — разные корни. Речевое мышление не исчерпывает ни всех форм мысли, ни всех видов деятельности, это подметил еще Л. С. Выготский. Бюлер, на которого он ссылается, доказал, что инструментальное и техническое мышление, как и вся область так называемого практического интеллекта, не совпадает с речевым мышлением. Из этого Выготский сделал совершенно правильный вывод, что «генетические корни мышления и речи различны»[116].