Власть Путина. Зачем Европе Россия?

Осенью 2020 года доступ к Владимиру Путину будет ограничен. Каждому, кто захочет встретиться с российским президентом, придется сначала провести несколько дней в карантине. Таковы меры предосторожности после того, как коронавирусом заразились многие из членов правительства РФ. Регулярные хоккейные матчи со старыми знакомыми из мира бизнеса и аппарата безопасности также отменены. Больше всего пострадал новый премьер-министр, едва вступивший в свою должность. В течение нескольких недель Михаил Мишустин борется за жизнь в отделении интенсивной терапии одной из московских больниц. Пресс-секретарь Путина, Дмитрий Песков, также на несколько недель выбыл из строя. Российскому президенту повезло, что он не заразился во время экскурсии по больнице в Коммунарке, расположенной на окраине Москвы. Как оказалось, главный врач, сопровождавший его во время осмотра ковидного госпиталя, был заражен коронавирусной инфекцией.

С тех пор российский президент проводит переговоры только по видеосвязи. На ежегодной международной конференции российского аналитического центра «Валдай», проходящей в октябре 2020 года, Путин пользуется возможностью и дает прямой ответ канцлеру Германии по поводу Навального. На вопрос немецкого ученого, можно ли считать, что роль, которую исполняла Германия и канцлер Германии в качестве посредника для России в Европе, после дела Навального уходит в прошлое, президент отвечает: маловероятно, что оппозиционный политик был бы отправлен на лечение в Германию, если бы российские власти хотели его отравить. Узнав о состоянии Навального, Путин немедленно поручил прокуратуре снять судебное ограничение на выезд Навального из страны, поскольку в связи с окончательным приговором по условному сроку ему фактически не разрешено было покидать Россию.

Затем российский президент решает рассчитаться с мнимым миссионерством немцев в целом и постоянным морализаторством со стороны фрау Меркель в частности, не называя при этом канцлера по имени. Он задает встречный вопрос о посреднической роли Берлина и о ее необходимости. «Играла ли Германия какую-то особую роль, скажем, посредническую роль между Россией и остальным миром или Россией и остальной Европой? – спрашивает Путин. – Думаю, что нет. Россия – такая страна, которая в посредниках не нуждается». Путин говорит, что речь здесь идет о взаимных интересах. Он уточняет, что в основе политических отношений лежат интересы, а не какое-то стремление «играть какую-то там особую роль». Нормальный политический бизнес – это бизнес, основанный на взаимности.

Таково единственное официальное послание, с которым Владимир Путин в тот день обращается к Берлину. Далее он говорит о том, что немецкому бизнесу в России всегда рады, пусть даже Китай на данный момент обогнал Германию по товарообороту, став для нее партнером номер один. Но так или иначе здесь определенно есть спрос на немецкую продукцию, а в Германии этот спрос гарантирует рабочие места. Он объясняет, что суть именно в этом, «а не в какой-то особой роли»[302].

Вера в обладание ответом на величайшие вопросы человечества имеет в Германии давнюю традицию. Основатели немецкого национализма, по наблюдениям Генриха Августа Винклера, уже были отмечены идеей миссионерства Германии. К примеру, «отец немецкой гимнастики», сын протестантского пастора Фридрих Людвиг Ян, в своем манифесте «Немецкий фольклор», изданном в 1810 году, писал о том, что немцам уготована роль «прославителей мира» и «спасителей» земли. По мнению Винклера, такое моральное возвеличивание политики привело к «принятию желаемого за действительное, переоценке собственных возможностей и неспособности признать, что позиция [немцев] в Европе совершенно одинока»[303].

Спор между канцлером Германии и президентом России знаменует собой конец эпохи. Времена, когда объединение Германии казалось символом перемен для Востока и Запада – точно так же, как до этого разделение Германии стало началом холодной войны в Европе и во всем мире, – уже прошли. И не только потому, что министр иностранных дел Германии Хайко Маас олицетворяет собой поколение, грезящее о постнационализме и в то же время не способное выйти за рамки дихотомии добра и зла.

«Россия и Запад больше не важны друг для друга», – пишет Федор Лукьянов, главный редактор журнала Russiain Global Affairs, пусть даже «Восточная политика» Вилли Брандта и единство Германии при Гельмуте Коле давали шанс выстроить «незыблемый фундамент» для отношений. «ЕС и Ангела Меркель, скорее, ожидали от России адаптации к европейским правилам и нормам», – говорит Лукьянов. Москва же никогда не разделяла такую позицию. «Чем глубже становились разногласия с Москвой, тем больше новая “Восточная политика” под руководством Меркель фокусировалась на других странах: на Центральной Европе, которая и так уже стала территорией ЕС, и на бывших республиках Советского Союза, демонстрирующих европейскую направленность»[304].